«Брат по песенной беде…»

О жизненных и творческих пересечениях двух гениев Серебряного века —

Марины Цветаевой и Сергея Есенина

Конец XIX – начало XX века в русской культуре представляет собой удивительный по насыщенности событиями и именами период, получивший наименование «серебряный век». Данный период насчитывает множество деятелей, оставивших миру свои произведения. Сегодня за нашими окнами стремительно бежит ритм XXI века, поменялись вкусы и нравы, но есть имена, над которыми не властно время и которые запечатлелись в памяти потомков. Среди представителей Серебряного века таковыми, несомненно, являются Марина Цветаева и Сергей Есенин. Каждый из них оставил собственную Вселенную ни на кого не похожих образов. Интересно проследить, как неоднократно пересекались их жизненные и литературные пути.

Скрещение судеб

Марина Цветаева познакомилась с Есениным в конце 1915 — начале 1916 гг. в Петрограде, когда Есенин пришел в гости к своему другу и начинающему поэту Леониду Каннегисеру, с которым была знакома и у которого как раз находилась с очередным визитом Цветаева.

Позже она неоднократно писала о «ржаном» Есенине в своих воспоминаниях, статьях, письмах. Дочь Цветаевой Ариадна Эфрон сделала запись о встрече двух поэтов во Дворце искусств 1 мая 1919 г. Сестра Марины Цветаевой, Анастасия, вспоминала свою беседу с Мариной о Есенине и ее слова о поэте: «талантлив очень». Однажды в берлинском кафе «Прагердиле», когда там была Цветаева с дочерью, мелькнул Сергей Есенин, наделавший в Германии, по его словам, «много скандала и переполоха» и увидевший там лишь «медленный, грустный закат» и людей, которые сдали душу «за ненадобностью в аренду под смердяковщину». Эта мимолетная невстреча в 1922 году Цветаевой с ним была последней.

Современники отмечали и их большое внешнее сходство. По данным ряда исследователей, через линию Изрядновых-Назаретских Есенин и Цветаева могут считаться родственниками. Серафима Романовна Изряднова, сестра гражданской жены Есенина Анны Изрядновой, была замужем за Владимиром Александровичем Назаретским, сыном шуйского уездного врача. Жили они в Иванове. Назаретские были в родстве не только с Есениным, но и с Цветаевыми. Так образовалась ниточка, хоть и дальнего, но родства, связывающая двух великих русских поэтов.

Несмотря на огромную любовь обоих поэтов к отчизне, успех их на родной земле можно назвать переменным. Эти тяжелые периоды поиска себя и места своему творчеству отразились в творчестве, добавив ноты боли и горечи, а также неприкаянного одиночества и чувства ненужности родной стране.

Не знала покоя, за исключением лишь кратковременных передышек, и бурная личная жизнь обоих. Многочисленные браки Есенина, четверо детей и неустанный поиск женского идеала, который сочетал бы в себе черты матери, музы и родственной души, способствовали созданию многих проникновенно-эмоциональных и беспощадно искренних строк его стихов. Марина Цветаева, оставив юношеские увлечения, казалось бы, нашла счастье с горячо любимым Сергеем Эфроном, подарив ему двух детей. Но советская власть, не признававшая ее оригинальный литературный язык, во многом отравила жизнь поэта и ее близких. А страшная тень НКВД, по не подтвержденным, но активно циркулирующим в разных изданиях версиям, могла лежать на уходе из жизни и Цветаевой, и Есенина.

Пересечение творческих поисков

В литературу они пришли почти одновременно и прошли общий путь длиной примерно в десять лет. Марина Цветаева на три года старше Есенина, да и пережила она его на целых 15 лет. Встречались они неоднократно, душевно и творчески дружили. Что могло быть общего у выросшей в аристократической московской семье Цветаевой, чьим отцом был основатель Музея изящных искусств, с рязанским пареньком из крестьянской семьи? Оказалось, что многое. Прежде всего, то, что не кроется лишь под общим кругом знакомых и посещаемых мест, а заложено внутри, в непознанных глубинах загадочной русской души.

Яркая и часто неожиданная метафоричность, эмоциональность, психологизм, любовь к родине, народные традиции — все это было общим для обоих поэтов и было окрашено у каждого в индивидуальные цвета восприятия мира.

Также им обоим было тесно в рамках известных литературных стилей. Цветаева не входила ни в одну литературную группировку, хотя дружила с представителями самых разных течений. Образность имажинизма поначалу привлекала Есенина, но впоследствии он, воспитанный на фольклорной традиции, постепенно все больше и больше отдалялся от имажинистов, а в 1924 году окончательно порвал с этим течением.

Интересным примером обращения к русской истории и попытки ее интерпретации в собственном стиле могут служить драматическая поэма Есенина «Пугачев» (1922) и эссе Цветаевой «Пушкин и Пугачев» (1937). Трагедийная линия центрального героя все более тесно смыкается в поэме с контекстом лирического творчества самого Есенина, его неприкаянностью и мучительными раздумьями о явных и глубинных потерях на жизненном пути, — подобно тому, как и в эссе Цветаевой в раскрытии устремлений Пугачева будут преломляться сокровенные искания и Пушкина, и — в подтексте — собственно цветаевской героини. Этот онтологический ракурс изображения исторических событий, заключающий в себе рефлексию об их несбывшихся альтернативах, станет главным предметом творческого исследования в цветаевском «Пушкине и Пугачеве», где, как и у Есенина, будут постигаться «роль и власть иррациональных стихий в судьбе человека».

Общий круг современников

Невозможно не упомянуть лиц, прошедших красной нитью по периметру творчества обоих поэтов и во многом повлиявших на выработку ими собственного стиля. А. Ахматова, А.Блок, А. Белый, В. Маяковский, Б. Пастернак — каждое имя как легенда, и с каждым из них нашим двум героям посчастливилось пересечься на своем жизненном или творческом пути.

Встреча с Блоком, состоявшаяся в Петрограде 9 марта 1915 года, многое определила в дальнейшей поэтической судьбе «рязанского парня», стихи которого — «свежие, чистые голосистые» — как отмечено в блоковском дневнике, произвели на выдающегося мастера слова яркое впечатление. Значительно позднее, на вечере крестьянских поэтов, состоявшемся в 1923 г., Есенин, вспоминая об этой встрече, подчеркивал: «Блок, к которому приходил я в Петербурге, когда начинал свои выступления со стихами в печати, для меня, для Есенина, был — и остался, покойный, — главным и старшим, наиболее дорогим и высоким, что только есть на свете». Блоковские интонации, мотивы и образы угадываются и в стихах, обращенных к родине, и в любовной лирике Есенина, и в революционно-романтических поэмах. Поэт Владимир Пяст считал, что одной из причин отхода Есенина от имажинизма было неуважение имажинистами памяти Блока. А по свидетельству С.А. Толстой-Есениной, «последние книги, которые читал Есенин в своей жизни, были два тома стихотворений Блока».

Блок, по-видимому, совсем не знал Цветаеву, хотя при его жизни вышли три книги ее стихов. Она видела его дважды во время его выступлений в Москве 9 и 14 мая 1920 года, но подойти и лично познакомиться с ним не решилась. Дочь Цветаевой Ариадна Эфрон вспоминала: «Блок в жизни Марины Цветаевой был единственным поэтом, которого она чтила как божество от поэзии и к которому, как божеству, поклонялась. Всех остальных, ею любимых, она ощущала соратниками своими… Творчество одного лишь Блока восприняла Цветаева как высоту столь поднебесную, — не отрешенностью от жизни, а очищенностью ею — (так огнем очищаются!), что ни о какой сопричастности этой творческой высоте она, в «греховности» своей, и помыслить не смела — только коленопреклонялась». В этом смысле, считает Цветаева, он не имеет равных, кроме одного Пушкина. «Пушкин — Блок — прямая», — писала она. Много о Пушкине и его выверенном, отточенном до идеала слоге, пушкинском влиянии на Блока думал и Сергей Есенин.

Если говорить о ярчайших представителях женской поэзии Серебряного века, то имена Анны Ахматовой и Марины Цветаевой, несомненно, встанут рядом. Цветаева и Ахматова испытывали друг к другу интерес, но со стороны Марины Ивановны он был явно сильнее. Цветаева полюбила стихи Ахматовой еще в 1912 году, прочитав сборник «Вечер», посвящала ей стихи (цикл «К Ахматовой» 1916 года), забрасывала ее эмоциональными посланиями, а та отвечала сдержанно. Зимой 1916 года она ездила в Петербург с надеждой застать там Ахматову и познакомиться с нею, но Ахматова в это время хворала, жила в Царском селе. И Марина Ивановна читала петербуржцам свои стихи, читала так, «как если бы в комнате была Ахматова, одна Ахматова». Встретятся они только в 1941 году в Москве, доживающей, дотягивающей последние предвоенные дни…

В декабре 1915 года в Царском Селе состоялось знакомство Есенина с Анной Ахматовой. Накануне назначенного свидания Есенин очень волновался, т.к. «странно и страшно, именно страшно, увидеть женщину-поэта, которая в печати отрыла сокровенное своей души». «Немного застенчивый, беленький, кудрявый, голубоглазый и донельзя наивный…» — таким, по воспоминаниям Ахматовой, увидела она его впервые. Совсем другим — духовно зрелым, много испытавшим предстал он перед ней почти 10 лет спустя, когда с группой ленинградских имажинистов случайно оказался у нее в гостях. Впечатления об этой важной для обоих встрече Ахматова подробно передала в своих воспоминаниях незадолго до смерти: «Его пытались учить жить и работать. И это звучало так, как будто было только два пути… а он явно искал свой путь — третий…» Через год Ахматова написала стихотворение «Так просто можно жизнь покинуть эту…», вначале адресованное расстрелянному Гумилеву. Но узнав о трагической гибели Есенина, она посвятила эти стихи его памяти, собственноручно вписав их в альбом С.А. Толстой-Есениной.

С большой симпатией относился к Есенину и Андрей Белый, отмечавший его «громадный и душистый талант». В своих мемуарах он вспоминал: «Мне очень дорог тот образ Есенина, как он вырисовался передо мной. Это — необычайная чуткость и повышенная деликатность. Так он был повернут ко мне, писателю другой школы, другого возраста… Таким я видел его в 1916 году, таким я с ним встретился в 18-19 годах, таким, заболевшим, я видел его в 1921 году и таким был наш последний разговор до его трагической кончины… Меня всегда поражала эта чисто человеческая нота». Знакомство Андрея Белого с Есениным состоялось в начале 1917 г. в Царском Селе. Отмечая, что многим обязан А. Белому «в смысле формы», Есенин подчеркивал, что признанный мэтр символизма имел на него и «громадное личное влияние». Творческое влияние выразилось в поэтизации таинственных бытийных начал, их «несказанности» и «невыразимости», в мотивах мистического предчувствия грядущих духовных перемен, в интересе к христианской символике и жажде нового мифотворчества, в романтическом двоемирии. Белому Есенин посвятил поэму «Пришествие». В письме от 28 августа 1917 г. Белый, говоря о сборнике «Скифы», замечал: «Марфа-Посадница» порадовала особенно». «Поблагодарите от меня Есенина за поэму, очень понравилась», — писал Белый, прочитав «Пришествие».

Творчеством Андрея Белого Цветаева восхищалась с юных лет. У них состоялись мимолетные общения — в голодной послереволюционной Москве, встреча в Берлине летом 1922 года. «Пленный дух» (1934) — самая вдохновенная и светлая проза в цветаевском творчестве. Так написать о Белом до сих пор не удалось никому. Здесь ярко описана личность пленительно-жестокой Аси Тургеневой, невенчанной жены Белого, любовь к которой разбила его жизнь. Кстати, Марина Цветаева в данном вопросе явно полемизирует с В. Ходасевичем, утверждавшим, что самой сильной любовью Андрея Белого была жена Блока. А над всем и всеми — голос Белого, его исповеди, жалобы, радости, негодования — исповедь пленного духа. Цветаева видела поэта считанное число раз, но сумела почувствовать и передать в небольшом произведении основные черты его личности и творчества.

В сложных, полемических, но одновременно и плодотворных для литературного процесса отношениях находился Есенин с поэтами-футуристами, прежде всего — со своим главным оппонентом в поэзии Владимиром Маяковским. Их отношения, в которых на самом деле было гораздо больше взаимного интереса и здорового соперничества, чем непримиримой вражды, изучены достаточно глубоко. Маяковский не раз говорил, что из всех имажинистов в истории останется один Есенин. Есенин же выделял Маяковского из ЛЕФовцев и завидовал его «политической хватке». И в то же время Есенин утверждал, что не хочет делить Россию с такими, как Маяковский, на что последний остроумно отвечал: «Возьмите её себе. Ешьте её с хлебом». А также советовал Есенину бросить «Орешиных и Клычковых», которые, по убеждению Маяковского, являлись не самостоятельными творцами, а только «глиной на ногах» поэта.

Маяковский нигде не пишет о творчестве Цветаевой. Уже в семидесятые годы в ответ на вопрос, как Маяковский относился к Цветаевой, Л.Ю. Брик совершенно определенно ответила, что творчество Цветаевой прошло мимо Маяковского и его близких, что оно не было замечено. Цветаева отлично это понимала и прощала, что и выразила после его смерти формулой: «Враг ты мой родной!» Цветаева пишет посмертный реквием Маяковскому из семи частей. В последней части разворачивается диалог Есенина и Маяковского, встретившихся «по ту сторону дней»: « — Здорово, Сережа! // — Здорово, Володя! // — Умаялся? — Малость. // — По общим? — По личным. // — Стрелялось? — Привычно. // — Горелось? — Отлично». Маяковский спрашивает о Блоке, Сологубе, Гумилеве. Взаимные упреки поэтов звучат не всерьез; смысл не в них. Весь смысл в том, что, оказывается — ничего на земле не изменилось: «Все то же, Сережа! — Все то же, Володя! Родители — родят, вредители — точут, издатели — водят, писатели — строчут». Значит, и там, за гробом, поэты, так же как и на земле, ангелы и мученики, в аду или в раю — неважно.

Отношения Есенина с Борисом Пастернаком были сложными, он не принимал стихи своего старшего современника, что не мешало периодическим личным сближениям. Пастернак вспоминал: «То, обливаясь слезами, мы клялись друг другу в верности, то завязывали драки до крови, и нас силою разнимали и растаскивали посторонние». Но если Есенин был очень скромного мнения о дарованиях Пастернака, то последний признавал рязанского поэта соперником Маяковского «на арене народной революции и в сердцах людей.

Марину Цветаеву же с Пастернаком связал «эпистолярный роман», продлившийся целых 13 лет. Реальная их встреча произошла в 1935 году, когда страстные порывы молодости уже миновали. Именно к Пастернаку обратилась Цветаева с просьбой прислать материалы о Есенине сразу после его гибели в «Англетере». Ей нужны были фактические данные, а внутреннюю суть поэзии Есенина она почувствовала уже давно: «…час, день недели, число, название гостиницы, по возможности — номер. С вокзала — прямо в гостиницу? Подтвердите. По каким улицам с вокзала — в гостиницу? (Вид и название.) Я Петербурга не знаю, мне нужно знать. Еще: год рождения, по возможности — число и месяц. Были, наверное, подробные некрологи. — Короткую биографию: главные этапы. Знала его в самом начале войны, с Клюевым. — Рязанской губ<ернии>? Или какой? Словом, все, что знаете и не знаете. Внутреннюю линию — всю знаю, каждый жест — до последнего. И все возгласы, вслух и внутри. Все знаю, кроме достоверности. Поэма не должна быть в воздухе». Но поэма в итоге не была написана. 1 июля 1926 года Цветаева писала Пастернаку, что она не смогла «взять тему» Есенина. Но на память остались удивительные по эмоциональной точности и емкости строки:

И не жалость: мало жил,

Дни: всё дал, — кто песню дал.

Также летом 1926 года, в период нахождения Марины Цветаевой вместе с мужем Сергеем Эфроном в эмиграции, в Париже вышел первый выпуск журнал русского зарубежья «Версты». Одним из инициаторов создания журнала являлся Эфрон. Всего вышло три номера. В первом были опубликованы четыре стихотворения Есенина, перепечатанные из «Нового мира». А в последнем номере, вышедшем в 1928 году, Эфрон затрагивает тему «самоубийственной замены крестьянской базы – интеллигентской» Сергеем Есениным, что в итоге и привело, как считает Эфрон, к трагедии в «Англетере».

Заключение

До конца жизни образ и судьба «ржаного» Есенина не переставали волновать Марину Цветаеву. Может быть, потому, что она предчувствовала тот же трагический конец? Не случайно знавшие их люди говорили об их удивительном внешнем сходстве — свидетельстве родства душ. Поэтесса Нина Берберова в книге «Курсив мой» вспоминает, как после рассказа ее мужа, видного поэта «серебряного века» и русского зарубежья Владислава Ходасевича, об удивительном сходстве внешнего облика двух поэтов, увидела сон, «как оба они, совершенно одинаковые, висят в своих петлях и качаются». Далее она пишет: «С тех пор я не могу не видеть этой страшной параллели в смерти обоих — внешней параллели, конечно, совпадения образа их конца».

О причинах гибели Есенина Цветаева писала следующее: «Есенин погиб, потому что не свой, чужой заказ (времени — обществу) принял за свой (времени — поэту), один из заказов — за весь заказ. Есенин погиб, потому что другим позволил знать за себя, забыл, что он сам — провод: самый прямой провод!».

Размышляя о поэтической судьбе Есенина, Марина Цветаева сумела достойно ответить всем, кто упрекал поэта в «несродности» исторической эпохе, в приверженности минувшему: «Гений дает имя эпохе, настолько он – она…».

Использованная литература

1. Саакянц А. Марина Цветаева. Жизнь и творчество. М.: Эллис Лак, 1999. — 816 с.
2. Белкина М. Скрещение судеб. М.: Издательство «Рудомино», 1992. — 544 с.
3. Шубникова-Гусева Н.И. «Объединяет звуком русской песни…»: Есенин и мировая литература. М.: ИМЛИ РАН, 2012. — 528 с.
4. Цветаева М. Из очерка «Нездешний вечер» // Русское зарубежье о Есенине: В 2 т. Т. 1: Воспоминания / Вступ. ст., сост., коммент. Н.И. Шубниковой-Гусевой. М.: Инкон, 1993. — с. 105–107.
5. Воробьёв В. Сергей Есенин и Марина Цветаева: из биографических разысканий // Современное есениноведение. 2007. № 7. – с. 81–84.
6. Воронова О.Е. С. Есенин и поэты «Серебряного века» // Воронова О.Е. Духовный путь Есенина: религиозно-философские и эстетические искания. – Рязань, 1997. — с. 208–216.
7. В. Енишерлов. Три года // Огонек. 1985. № 40. — с. 19–21.
8. Есенин С.А. Собрание сочинений. В 6-ти томах. Т. 6. Письма / Сост., подготовка текста и коммент. В.А. Вдовина. М.: Художественная литература, 1980. — 509 с.

О проекте

Организатор проекта:

Государственное бюджетное учреждение культуры города Москвы «Московский государственный музей С.А. Есенина»

Директор — Светлана Николаевна Шетракова

Главный хранитель — Валентина Ивановна Архипова

Над проектом работали:

Подготовка материалов — Елена Силаева

Техническая реализация — Георгий Баранов

© 2017 Московский государственный музей С.А. Есенина