Есенин — 120. ЕСЕНИН И ЦВЕТАЕВА.

( С. Есенин и М. Цветаева)

Слава прабабушек томных,

Домики старой Москвы,

Из переулочков скромных

Все исчезаете вы,

Точно дворцы ледяные

По мановенью жезла…

Домовладельцы – их право!

Томных прабабушек слава,

Домики старой Москвы

Марина Ц в е т а е в а.

В погоне за сенсацией, обуреваемые соревновательной завистью к папарацци кое-кто из прикасающихся к есенинской теме одержимо роется в наносном, макулатурно опереточном,возбуждающем обывательский позыв поглотителей «глянцевых» скороспелок.

Между тем, действительно имеющее прямое отношение к вечным ценностям и святыням оказывается сброшенным с «корабля современности», забытым, невостребованным ( в итоге этот самый потребитель-ский вездеход может превратиться в предсказанный мудрым Себастьяном Брантом «корабль дураков»).

Полистайте изданное о Сергее Есенине за последние десятилетия… О чём только не «информируют» «любы» и «филы» человечество. А вот та же биографическая, творчески-пассионарная близость Сергея Есенина и Марины Цветаевой обойдена стороной…Есенина «окружили» другими восковыми фигурами…Вместе с тем, «сродству душ» великих лириков ХХ века читатель обязан шедеврами, раскрывающими и «диалектику души», и «загадки» мироздания.

…И не жалость – мало жил,

И не горечь — мало дал, —

Дни, в с ё дал — кто песню дал…

М. Ц в е т а е в а. Памяти

Сергея Есенина. Январь 1926.

Марина Цветаева задумала написать большое эпическое полотно – поэму о Сергее Есенине. Известны наброски, детали, стилевые выкладки, жанровые заметки, как бы приоткрывающие завесу имеющей быть лиро-эпической панорамы. Весьма любопытны, культуролого-просветительски весомые мемуарные заметки, дневниковые «завязи» творческих решений и намёток.

Одна из предполагаемых сюжетных линий: дружеское «сродство душ» талантливых, многообещающих юношей эпохи «бури и натиска».

Проследим лишь одну сюжетную канву: Есенин – Цветаева – Киннегисер… — «…Леня, Есенин.

Неразрывные, неразливные друзья. В их лице, в столь разительно разных лицах их сошлись, слились две расы, два класса, мира. Сошлись – через все и вся – поэты… Леня ездил к Есенину в деревню…».

Есенин и Киннегисер в Москве. Сергей и Леонид – в Константинове… Биографам-есениноведам ещё предстоит адэкватно прокомментировать московско-константиновские страницы «сродства душ» («избирательного сродства») двух юных лириков-пассиона-риев.

Константиново… Москва… Петроград… «…Так и вижу их две сдвинутые головы – на гостиной

банкетке, в хорошую мальчишескую обнимку, сразу превращавшую банкетку в школьную парту…

(Мысленно и медленно обхожу её: Лёнина черная головная гладь, Есенинская сплошная кудря, курча, есенинские васильки, Лёнины кариеминдалины. Приятно, когда обратно – и так близко.

Удовлетворение, как от редкой и полной рифмы)».

Далёкое-близкое… Горестно-болевое… — «…И все они умерли, умерли, умерли… Умерли братья:

Мемуарно-итоговое слово Марины Цветаевой весемо, убедительно: «…Единственная обязанность на земле человека – правда всего существа. Я бы в тот вечер, честно, руку на сердце положа, весь Петербург и всю Москву бы отдала за кузминское: «так похоже… на блаженство», само блаженство бы отдала за «так похоже»… Одни душу продают – за розовые щеки, другие душу отдают – за небесные звуки…. И — все заплатили. Серёжа и Лёня – жизнью, Гумилев – жизнью, Есенин – жизнью, Кузмин, Ахматова, я – ,пожизненным заключением в самих себе, в этой кре-пости – вернее, Петропавловской… »

Те есениноведы и цветаеведы, которые опасливо-боязливо вымарывают из творческой биографии Есенина даже упоминание о жизненной близости Сергея Есенина и Леонида Киннегисера, фактически низводят себя до уровня вольных или невольных фальси-фикаторов «ревущей» истории России на «сгибе эпох».

В очерке «Нездешний вечер» Цветаева вспоминает об одном из поэтических собраний, где Леонид и Сергей читают свои стихи. Есенин -«Марфу Посадницу»: «…Помню сизые тучи голубей и черную – народного гнева, —

«Как м о с к о в с к и й

ц а р ь – на кровавой гульбе – продал душу свою – Антихристу…». Художественно-документальная мемуарная импровизация Марины Цветаевой воссоз-даёт (в лиро-философском, психологическом «клю-че») далёкое-близкое: «Слушаю всеми корнями волос. Неужели этот хирувим, это Milchgesicht (Бледноликий отрок, лицо цвета молока (нем.), это оперное «Отоприте! Отоприте!» — этот – это написал? – почувствовал? (С Есениным я никогда не перестала этому дивиться). Потом частушки под гармошку, с точно из короба, точно из ее кузова сыплющимися горохом слова: Играй, играй, гармонь моя!// Сегодня тихая заря, // Сегодня тихая заря, — // Услышит милая моя».

… Неумолимое время размечет этих романтиков-пассионариев по разным берегам, по разным баррикадам, по разным границам.… Тот же есенинский приятель Лёня Киннегисер изберёт свой путь противостояния злу и несправедливости. Марк Алданов постигает психологическую мотивацию прои-зошедшего: «Думаю, что состояло оно из самых лучших, самых возвышенных чувств. Многое туда входило: и горячая любовь к России, заполняющая его дневники; и ненависть к её поработителям; и чувство еврея, желающего перед русским народом, перед историей противопоставить своё имя имени Урицких и Зиновьевых, и дух самопожертвования…».

Любители изящной словесности по-новому воспринимают полемически заострённое

размышление-предсказание поэтессы, есенинской современницы: «Разбросанным в пыли по магазинам (Где их никто не брал и не берёт!) Моим стихам, как драгоценным винам, Настанет свой черёд»…

Теги события:

Поделиться

«Учебный космос России»

К этой статье пока нет комментариев, но вы можете оставить свой