У норы свернулася в кольцо.
Тонкой прошвой кровь отмежевала
На снегу дремучее лицо.
Колыхалася в глазах лесная топь.
Из кустов косматый ветер взбыстрил
И рассыпал звонистую дробь.
Мокрый вечер липок был и ал.
Голова тревожно подымалась,
И язык на ране застывал.
На губах – как прелая морковь…
Пахло инеем и глиняным угаром,
А в ощур сочилась тихо кровь.
Протянулась тропа деревень.
Вижу лес и вечернее полымя,
И обвитый крапивой плетень.
Голубеет небесный песок,
И звенит придорожными травами
От озер водяной ветерок.
Дорога мне зеленая ширь —
Полюбил я тоской журавлиною
На высокой горе монастырь.
Как повиснет заря на мосту,
Ты идешь, моя бедная странница,
Поклониться любви и кресту.
Жадно слушаешь ты ектенью,
Помолись перед ликом Спасителя
За погибшую душу мою.
Лебеды и не искать следа.
Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда.
Нежная, красивая, была
На закат ты розовый похожа
И, как снег, лучиста и светла.
Имя тонкое растаяло, как звук.
Но остался в складках смятой шали
Запах меда от невинных рук.
Как котенок, моет лапкой рот,
Говор кроткий о тебе я слышу
Водяных поющих с ветром сот.
Что была ты песня и мечта,
Все ж, кто выдумал твой гибкий стан
К светлой тайне приложил уста.
Лебеды и не искать следа.
Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда.
Над белым полем багрянец,
И заливается задорно
Ты кажешь девичью красу,
И треплет ветер под косынкой
То выныряя, то пропав,
Не заворожит, не обмашет
Твой разукрашенный рукав.
Полей малиновая ширь,
Тебе – высокая светлица,
А мне – далекий монастырь.
И легкодымней пелена.
Я буду ласковый послушник,
А ты – разгульная жена.
Грустить в упругой тишине:
Я по тебе – в глухом тумане,
А ты заплачешь обо мне.
Ни тихих ласк, ни глубины.
Глаза, увидевшие землю,
В иную землю влюблены.
Кусты рябин туманней глубины.
Изба-старуха челюстью порога
Жует пахучий мякиш тишины.
Крадется мглой к овсяному двору;
Сквозь синь стекла желтоволосый отрок
Лучит глаза на галочью игру.
Зола зеленая из розовой печи.
Кого-то нет, и тонкогубый ветер
О ком-то шепчет, сгинувшем в ночи.
Щербленый лист и золото травы.
Тягучий вздох, ныряя звоном тощим,
Целует клюв нахохленной совы.
Дорога белая узорит скользкий ров…
И нежно охает ячменная солома,
Свисая с губ кивающих коров.
О полях посеребренных
Загрустила, словно голубь,
Радость лет уединенных.
Первый снег и первопуток.
В санках озера над лугом
Запоздалый окрик уток.
Тень протягивает руки,
Тихих вод парагуш квелый
Курит люльку на излуке.
Шлет поклон день ласк и вишен.
Запах трав от бабьей кожи
На губах моих я слышу.
Литии медовый ладан!
Все приявшему с улыбкой
Ничего от вас не надо.
И не от солнца желт песок.
Твоя обветренная кожа
Лучила гречневый пушок.
На шишкоперой лебеде
Мы поклялись, что будем двое
И не расстанемся нигде.
Свивался в огненной резьбе,
Я проводил тебя до рощи,
К твоей родительской избе.
Я оторвать не мог лица,
Когда ты с ласковой улыбкой
Махал мне шапкою с крыльца.
Прости, златой родник.
Плывут и рвутся тучи
О солнечный сошник.
А я хочу грустить.
За голенищем ножик
Мне больше не носить.
В глухую ночь не спать
И радостию звонкой
Лесов не оглашать.
Не миновать утрат,
Чтоб прозвенеть в лазури
Кольцом незримых врат.
Месяц, всадник унылый,
Синим лебедем мрак.
Он принес на крылах.
Вечный пахарь и вой,
Словно Вольга под ивой,
Ты поник головой.
Навестил тебя Спас.
Нежит радугу глаз.
Искупила весь грех.
Новой свежестью ветра
Пахнет зреющий снег.
Все теплей и теплей…
Помяну тебя в дождик
Я, Есенин Сергей.
Есть нездешние поля.
Только гость я, гость случайный
На горах твоих, земля.
Крепок взмах воздушных крыл.
Но века твои и годы
Затуманил бег светил.
Не с тобой мой связан рок.
Новый путь мне уготован
От захода на восток.
Возлететь в немую тьму.
Ничего я в час прощальный
Не оставлю никому.
В тот покой, где спит гроза,
В две луны зажгу над бездной
Ковригой хлебною под сводом
Надломлена твоя луна!
На ветке облака, как слива,
Златится спелая звезда.
Наперекор твоей беде,
Бреду и чую яровое
По голубеющей воде.
Но и в кошме певучей тьмы
Напоены твои холмы.
Тихо степные бегут берега,
Тянется дым, у малиновых сел
Свадьба ворон облегла частокол.
С красною глиной и сучьями ив,
Грезит над озером рыжий овес,
Пахнет ромашкой и медом от ос.
Притчею мглы ты, как прежде, жива.
Нежно под трепетом ангельских крыл
Звонят кресты безымянных могил.
Жгла и томила по шахтам сырым.
Много мечтает их, сильных и злых,
Выкусить ягоды персей твоих.
Кто разлюбил твой острог и тюрьму…
Вечная правда и гомон лесов
Радуют душу под звон кандалов.
Замесила Божья Матерь сыну
Испекла и положила тихо
Уронил он колоб золоченый
Замутили слезы душу голубую
«Ты не плачь, мой лебеденочек,
Хоть одну им малую забаву
Назвала я этот колоб —
С златной тучки глядит Саваоф.
Хлесткий ветер в равнинную синь
Катит яблоки с тощих осин.
С журавлиной тоской сентября!
Смолкшим колоколом над прудом
Опрокинулся отчий дом.
Те же реки и те же стада.
Только ивы над красным бугром
Обветшалым трясут подолом.
Уж кому-то не петь на холму.
Мирно грезит родимый очаг
О погибших во мраке плечах.
Месяц месит кутью на полу…
Но тревожит лишь помином тишь
Из запечья пугливая мышь.
Смиренным сердцем молюсь тебе.
Помощник жизни и тихий друг.
Для вечной правды названья нет.
Но новых зерен прибавил ты.
Смешалась с думой ковыль-трава.
Возводит церкви строитель звук.
На первом снеге свой видеть след.
Склонивших веки пред звоном крыл.
Показать оглавлениеСкрыть оглавление
Кривые дорожки к трону (Юлиана Чернышева)