Есенин осень гнилая давно уж настала читать

Стихи Сергея Есенина с матом

Осень гнилая давно уж настала

Осень гнилая давно уж настала

Птицы говно начинают клювать.

На старом заборе ворона насрала

Ну и погода, итить твою мать

Не смотри, что рассеян в россыпь

Не смотри, что рассеян в россыпь,

что ломаю и мну себя.

Я раздел эту девку — Осень,

и забылся, ее ебя.

Ах ты сука! Такое тело

меж блядьми мне не сыскать!

Сладкой влагой плодов вспотела,

кольца ягод в твоих сосках.

Распахнула! О алый бархат

губ и губ! сумасшедший визг!

Не могу. позовите Баха!

он напишет “сонату пизд”.

Ах пора ты моя живая!

Голова — голова — минет.

Разрывает меня, сжигает,

я кончаю…простите мне.

Не тужи, дорогой, и не ахай

Не тужи, дорогой, и не ахай,

Жизнь держи, как коня, за узду,

Посылай всех и каждого на хуй,

Чтоб тебя не послали в пизду!

Ветер веет с юга и луна взошла

Ветер веет с юга

Что же ты, блядюга,

Ночью не пришла?

Не явилась днем.

Думаешь, мы дрочим?

Нет! Других ебём!

Пой же, пой! В роковом размахе

Пой же, пой! В роковом размахе

Этих рук роковая беда.

Только знаешь, пошли их на хую

Не умру я, мой друг, никогда.

Да! Теперь — решено без возврата

Да! Теперь — решено без возврата

Я покинул родные края,

Уж не будут листвою крылатой

Надо мною звенеть тополя.

Низкий дом мой давно ссутулился,

Старый пёс мой давно издох,

На московских изогнутых улицах

Помереть, знать, судил мне Бог.

А я люблю этот город вязевый,

Пусть обрюзг он и пусть одрях.

Золотая дремотная Азия опочила на куполах.

А когда ночью светит месяц…

Когда светит чёрт знает как!

Я иду, головою свесясь,

Переулком в знакомый кабак;

Шум и гам в этом логове жутком,

Но всю ночь напролёт до зари,

Я читаю стихи проституткам

И с бандюгами жарю спирт.

Сердце бьётся всё чаще и чаще,

И уж я говорю невпопад:

«Я такой же, как вы, пропащий,

Мне теперь не уйти назад.»

Назкий дом без меня ссутулился,

Старый пёс мой давно издох,

На московских изогнутых улицах,

Умереть, знать, судил мне Бог.

Как же быть, как же быть теперь нам

На измызганных ляжках дорог?

Не хотите ль пососать у мерина?

Любо ль, не любо ль, знай бери.

Хорошо, когда сумерки дразнятся

И всыпают вам в толстые задницы

Окровавленный веник зари.

Тот поселок и эти луга.

Никуда вам не скрыться от гибели,

Никуда не уйти от врага.

Тянет к глоткам равнин пятерню,

Водит старая мельница ухом,

Навострив мукомольный нюх.

И дворовый молчальник бык,

Что весь мозг свой на телок пролил,

Вытирая о прясло язык,

Почуял беду над полем.

Так плачет жалостно гармоника:

Висит над белым подоконником.

И желтый ветер осенницы

Не потому ль, синь рябью тронув,

Как будто бы с коней скребницей,

Очесывает листья с кленов.

Идет, идет он, страшный вестник,

Пятой громоздкой чащи ломит.

И все сильней тоскуют песни

Под лягушиный писк в соломе.

О, электрический восход,

Ремней и труб глухая хватка,

Се изб древенчатый живот

Трясет стальная лихорадка!

Как бежит по степям,

В туманах озерных кроясь,

Железной ноздрей храпя,

На лапах чугунных поезд?

По большой траве,

Как на празднике отчаянных гонок,

Тонкие ноги закидывая к голове,

Скачет красногривый жеребенок?

Ну куда он, куда он гонится?

Неужель он не знает, что живых коней

Победила стальная конница?

Неужель он не знает, что в полях бессиянных