Есенин стихи про одиночество

Стихотворения русских поэтов про одиночество

Друг против друга мы сидим,

В холодном сумраке ночном,

Страдаем оба и молчим.

Как речь бессильна и мертва:

Чем сердце бедное полно,

Того не выразят слова.

Кто гордость победить не мог,

Тот будет вечно одинок,

Кто любит,- должен быть рабом.

Влача томительные дни,

Мы все — одни, всегда — одни:

Я жил один, один умру.

Потух вечерний полусвет.-

Любить научит смерть одна

Все то, к чему возврата нет.

Я весь заполнен им.

Весь мир во мне.

Я навсегда один.

Я в мире, мир во мне,

Весь мир во мне.

Я весь растянут им.

Друзья ушли — счастливый путь.

Осталась жизнь, но понемногу

И с ней управлюсь как-нибудь.

Пою, чтоб слышать звук живой,

А под него еще, быть может,

Проснется кто-нибудь другой.

Под сводом сумрачным обителей святых:

Там дней рассчитанных заране все мгновенья

Назначены для служб, молений, дум немых;

Там в мертвой тишине, в посте и послушанье

Под схимой много лет отшельник проведет;

Но светлый рай вдали, но вера, упованье

Не расстаются с ним,- и ими он живет.

Но просвещенному уму досужно там,

Вдали сует, молвы и городского крика,

Предаться отдыху, занятиям, мечтам.

Есть одиночество под кровом отдаленным,

Где в полночь скромная лампада зажжена,

Но там ученый труд товарищем бесценным,-

И жизнь мыслителя прекрасна и полна.

В гостиных золотых, в тревоге боевой,

Напрасно ищет взор сердечного привета,

Напрасно ждет душа взаимности святой.

Когда вблизи, в глазах, кругом, лишь все чужие

Из цепи прерванной отпадшее звено,

Когда один грустит и далеко другие,

Вот одиночество. Как тягостно оно!

Над холодной пустыней воды.

Здесь жизнь до весны умерла,

До весны опустели сады.

Я на даче один. Мне темно

За мольбертом, и дует в окно.

Вчера ты была у меня,

Но тебе уж тоскливо со мной.

Под вечер ненастного дня

Ты мне стала казаться женой.

Что ж, прощай! Как-нибудь до весны

Проживу и один — без жены.

Сегодня идут без конца

Те же тучи—гряда за грядой.

Твой след под дождем у крыльца

Расплылся, налился водой.

И мне больно глядеть одному

В предвечернюю серую тьму.

Мне крикнуть хотелось вослед:

«Воротись, я сроднился с тобой!»

Но для женщины прошлого нет:

Разлюбила — и стал ей чужой.

Что ж! Камин затоплю, буду пить.

Хорошо бы собаку купить.

Ни звука, ни света. везде тишина,

Грусть сердце сосет и язвит беспощадно,

И грудь моя ноет, сомненья полна.

И ум мой пугает своей темнотою;

Мне страшно дорогой идти одному;

Я щупаю землю и, взор напрягая,

Смотрю: не блестит ли звезда золотая, —

Но вижу одну безотрадную тьму.

Страдает и жаждет источник найти,

Я жажду найти огонек путеводный

На этом пустынном и трудном пути.

Нам в одиночестве влачить.

Делить веселье — все готовы:

Никто не хочет грусть делить.

Страданья в сердце стеснены,

И вижу, как судьбе послушно,

Года уходят, будто сны;

Но той же старою мечтой,

И вижу гроб уединенный,

Он ждет; что ж медлить над землей?

И будут (я уверен в том)

О смерти больше веселится,

Чем о рождении моем.

Сажусь задумчивый в тени древес густой,

И развиваются передо мной

Разнообразные вечерние картины!

Здесь пенится река, долины красота,

И тщетно в мрачну даль за ней стремится око;

Там дремлющая зыбь лазурного пруда

Светлеет в тишине глубокой.

По темной зелени дерев

Зари последний луч еще приметно бродит,

Луна медлительно с полуночи восходит

На колеснице облаков,

И с колокольни одинокой

Разнесся благовест протяжный и глухой;

Прохожий слушает,— и колокол далекий

С последним шумом дня сливает голос свой.

Прекрасен мир! Но восхищенью

В иссохшем сердце места нет.

По чуждой мне земле скитаюсь сирой тенью,

И мертвого согреть бессилен солнца свет.

С холма на холм скользит мой взор унылый

И гаснет медленно в ужасной пустоте;

Но, ах, где встречу то, что б взор остановило?

И счастья нет, при всей природы красоте.

И вы, мои поля, и рощи, и долины,

Вы мертвы! И от вас дух жизни улетел!

И что мне в вас теперь, бездушные картины.

Нет в мире одного — и мир весь опустел.

Встает ли день, нощные ль сходят тени,—

И мрак и свет противны мне.

Моя судьба не знает изменений —

И горесть вечная в душевной глубине!

Но долго ль страннику томиться в заточенье.

Когда на лучший мир покину дольный прах,

Тот мир, где нет сирот, где вере исполненье,

Где солнцы истинны в нетленных небесах.

Тогда, быть может, прояснится

Надежд таинственных спасительный предмет,

К чему душа и здесь еще стремится,

И токмо там, в отчизне, обоймет.

Как светло сонмы звезд пылают надо мною,

Живые мысли Божества!

Какая ночь сгустилась над землею,

И как земля, в виду небес, мертва.

Встает гроза, и вихрь, и лист крутят пустынный!

И мне, и мне, как мертвому листу,

Пора из жизненной долины,—

Умчите ж, бурные, умчите сироту.

сошло на лопухи,

ревут, как обалделые,

Река мерцает тихая

в тяжелом полусне,

одни часы, тиктикая,

шагают по стене.

А что до сна касаемо,

идет со всех сторон

угрюмый храп хозяина,

усталый сон хозяина,

Приснился сон хозяину:

идут за ним грозя,

и убежать нельзя ему,

и спрятаться нельзя.

И руки, словно олово,

и комната тесна,

нет, более тяжелого

он не увидит сна.

Идут за ним по клеверу,

не спрятаться ему,

ни к сыну своему.

идут со всех сторон,

скорее силой воли

он прерывает сон.

Иконы все, о господи,

уже за пятьдесят.

А рожь, поди, кормилица,

— Без хлеба истомилися,

скорей бы новина.

Скорей бы жатву сладили,

за мельницу мешок,

над первыми оладьями

бы легкий шел душок.

Не так бы жили грязненько,

закуски без числа,

хозяйка бы без праздника

Знать, бога не разжалобить,

а жизнь невесела,

в колхозе, значит, стало быть,

Вся жизнь теперь

как с табаком кисет.

Встречал соседа Тихона:

— Бог помочь, мол, сосед.

А он легко и просто так

сказал, прищуря глаз:

— В колхозе нашем господа

не числятся у нас.

У нас поля — не небо,

земли большой комок,

заместо бога мне бы

ты лучше бы помог.

Вот понял в этом поле я

а жизнь тем более

мне на миру красна.

Овес у нас — высот каких.

И весело же все-таки,

сосед Иван, у нас.

Вон косят под гармонику,

да что тут говорить,

послали щи варить.

А щи у нас наваристы,

До самой точки — старости —

мы при еде, при всем.

часы идут, тиктикая,

я слушаю хозяина —

он шепчет, как река.

И что его касаемо,

мне жалко старика.

С лица тяжелый, глиняный,

и дожил до седин,

и к вечеру один.

Но, впрочем, есть компания,

друзья у старика,

хотя, скажу заранее, —

Царица мать небесная,

отец небесный царь

да лошадь бессловесная,

но я заснуть не мог,

что я не одинок.

Мне поле песню вызвени,

что в Новгороде,

Ни в чем намека на отраду

О, в чем же светлом скорбь потонет

Кто сердцу ноющему скажет:

И проливает небо слезы

Твоей души до дна.

Как полон влагою сосуд,-

Она тоской полна.

Сумеешь, может быть,

Лишь две-три капли через край

Той чаши перелить.

Вдали от всех друзей,-

Что там, на дне, на самом дне

Больной души твоей.

И нет к нему пути!

В него и любящей душой

Не можем мы войти.

Горит в твоих глазах,

И от меня — так далеко,

Как звезды в небесах.

Ты, бедный человек,

В любви, и в дружбе, и во всем

Один, один навек.

Была весна, и ветер выл.

Из отпылавшего камина

Неясный мрак вечерний плыл.

И он сидел перед камином,

Он отгорел и отстрадал

И взглядом, некогда орлиным,

Остывший пепел наблюдал.

В вечернем сумраке всплывали

Пред ним виденья прошлых дней

Будя старинные печали

Игрой бесплотною теней.

Один, один, забытый миром

Безвластный, но еще живой,

Из сумрака былым кумирам

Кивал усталой головой.

Друзей бывалых вереница

Врагов жестокие черты

Любивших и любимых лица

Плывут из серой темноты

Все бросили, забыли всюду

Не надо мучиться и ждать,

Осталось только пепла груду

Потухшим взглядом наблюдать.

Куда неслись его мечтанья?

Пред чем склонялся бедный ум?

Он вспоминал свои метанья,

Будил тревоги прежних дум.

И было сладко быть усталым,

Отрадно так, как никогда,

Что сердце больше не желало

Ни потрясений, ни труда,

Ни лести, ни любви, ни славы,

Ни просветлении, ни утрат.

Как тучи, обняли закат,

Нагромоздили груду башен,

Воздвигли стены, города,

Где небосклон был желт и страшен,

И грозен в юные года.

Из отпылавшего камина

Неясный сумрак плыл и плыл,

Река несла по ветру льдины,

Была весна, и ветер выл.

И не радует душу вино,

А метель серебристая колется

Сквозь разбитое ветром окно.

Сизым клубом махорки струя.

— Ах! Взгляни, промелькни из метелицы,

Снеговая царевна моя!

Из далеких жемчужных полей

Покажись мне на крыльях серебряных

Голубых, снеговых лебедей.

Хоть на миг из тумана явись,

И рукою печальной и строгою

Моих глаз воспаленных коснись!

Перенесть мою горе-судьбу?

Иль залечь одному мне в кедровую,

Благовонную смертью избу?

Упиваюсь тяжелым вином,

Да мятель серебристая колется

И играет разбитым окном.

Меня с родного корабля,

И в черных водах, помертвелая,

Открылась мне моя земля.

И красным золотом пещер,

Но ночью вспыхивают искрами

Глаза блуждающих пантер.

И реки словно зеркала,

Но рощи полны мандрагорами,

Цветами ужаса и зла.

Я высоко воздвиг маяк,

Чтоб пробегающие на море

Далеко видели мой стяг.

Плоды, коралловую нить,

Но ни один стремленья паруса

Не захотел остановить.

И приговор его суда

О том, чтоб вечно сердце плакало

У всех заброшенных сюда.

Возносит огненную плеть

За то, что древнее пророчество

Мне суждено преодолеть.

Моя душа чужда для них.

И в этом горе дней моих,

Трагедия судьбы моей.

Во мне не злоба, а печаль.

Мне всех людей безмерно жаль

В их темноте, в их тусклом сне.

И, уходя в ночную тьму,

Несу, ненужный никому,

Никем не понятую грусть.

Количество обращений к теме стихотворений: 3666