Сергей Есенин: стихи
Биография Сергея Есенина
1. Боброва Л. И. Литературно-музыкальная композиция, посвященная творчеству С. Есенина / Л. И. Боброва // Литература в школе. – 2009. – N 7. – С. 47–48. (Сценарий литературно-музыкальной композиции, посвященной творчеству Сергея Есенина)
Стихи Есенина о любви
читать на одной странице
Рву я по грядкам зардевшийся мак.
Громко звенит за селом хоровод,
Там она, там она песни поет.
"Что же, красив ты, да сердцу не люб.
Гребень мой вострый дугой бережет".
Меньше плясал я и меньше всех пил.
Все они пели и были пьяны.
В шею ей лезла его борода.
Брызнула смехом она мне в лицо.
Рву я по грядкам зардевшийся мак.
Только не мне она песни поет.
В Хороссане есть такие двери,
Где обсыпан розами порог.
Там живет задумчивая пери.
В Хороссане есть такие двери,
Но открыть те двери я не смог.
У меня в руках довольно силы,
В волосах есть золото и медь.
Голос нежный и красивый.
У меня в руках довольно силы,
Но дверей не смог я отпереть.
И зачем? Кому мне песни петь? —
Если стала неревнивой Шага,
Коль дверей не смог я отпереть,
Ни к чему в любви моей отвага.
Персия! Тебя ли покидаю?
Навсегда с тобою расстаюсь
Из любви к родимому мне краю?
Мне пора обратно ехать в Русь.
Пусть не смог я двери отпереть,
Ты дала красивое страданье,
Про тебя на родине мне петь.
До свиданья, пери, до свиданья.
Весна на радость не похожа,
И нет от солнца желт песок.
Твоя обветренная кожа
Лучила гречневый пушок.
У голубого водопоя
На широкоперой лебеде
Мы поклялись что будем двое
И не расстанемся нигде.
Свиваясь в огненной резьбе,
Я проводил тебя до рощи,
К твоей родительской избе.
Я оторвать не мог лица,
Когда ты с ласковой улыбкой
Махала мне шапкою с крыльца.
К тридцати годам перебесясь,
Всё сильней, прожженные калеки,
С жизнью мы удерживаем связь.
И земля милей мне с каждым днем.
Оттого и сердцу стало сниться,
Что горю я розовым огнем.
И недаром в липовую цветь
Вынул я кольцо у попугая —
Знак того, что вместе нам сгореть.
Сняв с руки, я дал его тебе,
И теперь, когда грустит шарманка,
Не могу не думать, не робеть.
И на сердце изморозь и мгла:
Может быть, кому-нибудь другому
Ты его со смехом отдала?
Он тебя расспрашивает сам,
Как смешного, глупого поэта
Привела ты к чувственным стихам.
Только горько видеть жизни край.
В первый раз такого хулигана
Обманул проклятый попугай.
Тихо дремлют в тумане плетни.
Не тоскуй, моя белая хата,
Что опять мы одни и одни.
Чистит месяц в соломенной крыше
Обоймленные синью рога.
Не пошел я за ней и не вышел
Провожать за глухие стога.
Эта боль, как и годы, пройдет.
И уста, и невинную душу
Для другого она бережет.
Только гордые в силе живут.
А другой изомнет и забросит,
Как изъеденный сырью хомут.
Будет злобно крутить пороша.
И придет она к нашему краю
Обогреть своего малыша.
Примостится со мной у огня.
И спокойно и ласково скажет,
Что ребенок похож на меня.
Все мы обмануты счастьем,
Нищий лишь просит участья.
Глупое сердце, не бейся.
Месяца желтые чары
Льют по каштанам в пролесь.
Лале склонясь на шальвары,
Я под чадрою укроюсь.
Глупое сердце, не бейся.
Часто смеемся и плачем:
Выпали нам на свете
Радости и неудачи.
Глупое сердце, не бейся.
Счастья искал повсюду,
Только удел желанный
Больше искать не буду.
Глупое сердце, не бейся.
Новой напьемся силой.
Сердце, ты хоть бы заснуло
Здесь, на коленях у милой.
Жизнь не совсем обманула.
Рок, что течет лавиной,
И на любовь ответит
Глупое сердце, не бейся.
Голубая кофта. Синие глаза.
Никакой я правды милой не сказал.
Милая спросила: "Крутит ли метель?
Затопить бы печку, постелить постель".
Кто-то осыпает белые цветы.
У меня на сердце без тебя метель".
Ты не можешь, памятью простыв,
Позабыть о ласковом урусе
И глазах, задумчиво простых,
Голубая родина Фирдуси.
Хороша ты, Персия, я знаю,
Розы, как светильники, горят
И опять мне о далеком крае
Свежестью упругой говорят.
Хороша ты, Персия, я знаю.
Ароматы, что хмельны, как брага.
И твой голос, дорогая Шага,
В этот трудный расставанья час
Слушаю в последний раз.
И в моей скитальческой судьбе
Близкому и дальнему мне люду
Буду говорить я о тебе —
И тебя навеки не забуду.
Но на всякий случай твой угрюмый
Оставляю песенку про Русь:
Запевая, обо мне подумай,
И тебе я в песне отзовусь.
Сарафан затеплю синей рюшкой.
Позовите, девки, гармониста,
Попрощайтесь с ласковой подружкой.
Мой жених, угрюмый и ревнивый,
Не велит заглядывать на парней.
Буду петь я птахой сиротливой,
Вы ж пляшите дробней и угарней.
Грустно жить оплаканной невесте.
Уведет жених меня за двери,
Будет спрашивать о девической чести.
Сердце робкое охватывает стужа.
Тяжело беседовать с золовкой,
Лучше жить несчастной, да без мужа.
Поглядим в глаза друг другу,
Я хочу под кротким взглядом
Слушать чувственную вьюгу.
Это золото осеннее,
Эта прядь волос белесых —
Все явилось, как спасенье
Где цветут луга и чащи.
В городской и горькой славе
Я хотел прожить пропащим.
Вспоминало сад и лето,
Где под музыку лягушек
Я растил себя поэтом.
Клен и липы в окна комнат,
Ветки лапами забросив,
Ищут тех, которых помнят.
Месяц на простом погосте
На крестах лучами метит,
Что и мы придем к ним в гости,
Перейдем под эти кущи.
Все волнистые дороги
Только радость льют живущим.
Поглядим в глаза друг другу.
Я хочу под кротким взглядом
Слушать чувственную вьюгу.
В траве зеленая вода!
Тоскуют брошенные пашни,
И вянет, вянет лебеда.
Брожу по улицам и лужам,
Осенний день пуглив и дик.
И в каждом встретившемся муже
Хочу постичь твой милый лик.
Глядишь в небесные края.
О, для тебя лишь счастье наше
И дружба верная моя.
Смежит глаза твои рукой,
Клянусь, что тенью в чистом поле
Пойду за смертью и тобой.
Выходи встречать к околице, красотка, жениха.
Васильками сердце светится, горит в нем бирюза.
Я играю на тальяночке про синие глаза.
Твой платок, шитьем украшенный, мелькнул за косогор.
Пусть послушает красавица прибаски жениха.
Позабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
Был я весь — как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки.
Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз злато-карий омут,
И чтоб, прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому.
Поступь нежная, легкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным.
Я б навеки забыл кабаки
И стихи бы писать забросил.
Только б тонко касаться руки
И волос твоих цветом в осень.
Я б навеки пошел за тобой
Хоть в свои, хоть в чужие дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
Плачет девушка-царевна у реки.
Погадала красна девица в семик.
Расплела венок из повилик.
Запугал ее приметами лесной.
Выживают мыши девушку с двора.
Ой, не любит черны косы домовой.
Звонки ветры панихидную поют.
Ткет ей саван нежнопенная волна.
Не спится мне. Такая лунность.
Еще как будто берегу
В душе утраченную юность.
Подруга охладевших лет,
Не называй игру любовью,
Пусть лучше этот лунный свет
Ко мне струится к изголовью.
Он обрисовывает смело,-
Ведь разлюбить не сможешь ты,
Как полюбить ты не сумела.
Вот оттого ты мне чужая,
Что липы тщетно манят нас,
В сугробы ноги погружая.
Что в этот отсвет лунный, синий
На этих липах не цветы —
На этих липах снег да иней.
Ты не меня, а я — другую,
И нам обоим все равно
Играть в любовь недорогую.
В лукавой страсти поцелуя,
Пусть сердцу вечно снится май
И та, что навсегда люблю я.
Кто я? Что я? Только лишь мечтатель,
Синь очей утративший во мгле,
Эту жизнь прожил я словно кстати,
Заодно с другими на земле.
И с тобой целуюсь по привычке,
Потому что многих целовал,
И, как будто зажигая спички,
Говорю любовные слова.
А в душе всегда одно и то ж,
Если тронуть страсти в человеке,
То, конечно, правды не найдешь.
Не желать, не требовать огня,
Ты, моя ходячая березка,
Создана для многих и меня.
И томясь в неласковом плену,
Я тебя нисколько не ревную,
Я тебя нисколько не кляну.
Синь очей утративший во мгле,
И тебя любил я только кстати,
Заодно с другими на земле.
Какая боль, какая жалость!
Знать, только ивовая медь
Нам в сентябре с тобой осталась.
Чужие губы разнесли
Твоё тепло и трепет тела.
Как будто дождик моросит
С души, немного омертвелой.
Ну что ж! Я не боюсь его.
Иная радость мне открылась.
Ведь не осталось ничего,
Как только желтый тлен и сырость.
Ведь и себя я не сберег
Для тихой жизни, для улыбок.
Так мало пройдено дорог,
Так много сделано ошибок.
Смешная жизнь, смешной разлад.
Так было и так будет после.
Как кладбище, усеян сад
В берез изглоданные кости.
Вот так же отцветем и мы
И отшумим, как гости сада.
Коль нет цветов среди зимы,
Так и грустить о них не надо.
Лебеды и не искать следа.
Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда.
Нежная, красивая, была
На закат ты розовый похожа
И, как снег, лучиста и светла.
Имя тонкое растаяло, как звук,
Но остался в складках смятой шали
Запах меда от невинных рук.
Как котенок, моет лапкой рот,
Говор кроткий о тебе я слышу
Водяных поющих с ветром сот.
Что была ты песня и мечта,
Все ж, кто выдумал твой гибкий стан и плечи —
К светлой тайне приложил уста.
Лебеды и не искать следа.
Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда.
Я презренья к тебе не таю,
Но люблю я твой взор с поволокой
И лукавую кротость твою.
Да, ты кажешься мне распростертой,
И, пожалуй, увидеть я рад,
Как лиса, притворившись мертвой,
Ловит воронов и воронят.
Только как бы твой пыл не погас?
На мою охладевшую душу
Натыкались такие не раз.
Ты лишь отзвук, лишь только тень.
Мне в лице твоем снится другая,
У которой глаза — голубень.
И, пожалуй, на вид холодна,
Но она величавой походкой
Всколыхнула мне душу до дна.
И не хочешь пойти, да пойдешь,
Ну, а ты даже в сердце не вранишь
Напоенную ласкою ложь.
Я смущенно откроюсь навек:
Если б не было ада и рая,
Их бы выдумал сам человек.
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.
Сердце, тронутое холодком,
И страна березового ситца
Не заманит шляться босиком.
Расшевеливаешь пламень уст
О, моя утраченная свежесть,
Буйство глаз и половодье чувств!
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.
Тихо льется с кленов листьев медь.
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть.
Я люблю другую, только не тебя.
Ты сама ведь знаешь, знаешь хорошо
Не тебя я вижу, не к тебе пришел.
Просто захотелось заглянуть в окно.
Ты меня не спрашивай о нём.
Я в твоих глазах увидел море,
Полыхающее голубым огнем.
Не ходил в Багдад я с караваном,
Не возил я шелк туда и хну.
Наклонись своим красивым станом,
На коленях дай мне отдохнуть.
Или снова, сколько ни проси я,
Для тебя навеки дела нет,
Что в далеком имени — Россия —
Я известный, признанный поэт.
У меня в душе звенит тальянка,
При луне собачий слышу лай.
Разве ты не хочешь, персиянка,
Увидать далекий синий край?
Я сюда приехал не от скуки —
Ты меня, незримая, звала.
И меня твои лебяжьи руки
Обвивали, словно два крыла.
Я давно ищу в судьбе покоя,
И хоть прошлой жизни не кляну,
Расскажи мне что-нибудь такое
Про твою веселую страну.
Заглуши в душе тоску тальянки,
Напои дыханьем свежих чар,
Чтобы я о дальней северянке
Не вздыхал, не думал, не скучал.
И хотя я не был на Босфоре —
Я тебе придумаю о нём.
Всё равно — глаза твои, как море,
Голубым колышутся огнём.
Хоть до крови, хоть до боли.
Не в ладу с холодной волей
Кипяток сердечных струй.
Средь веселых не для нас.
Понимай, моя подружка,
На земле живут лишь раз!
Посмотри: во мгле сырой
Месяц, словно желтый ворон,
Кружит, вьется над землей.
Песню тлен пропел и мне.
Видно, смерть мою почуял
Тот, кто вьется в вышине.
Умирать так умирать!
До кончины губы милой
Я хотел бы целовать.
Не стыдясь и не тая,
В нежном шелесте черемух
Раздавалось: «Я твоя».
Легкой пеной не погас —
Пей и пой, моя подружка:
На земле живут лишь раз!
Над белым полем багрянец,
И заливается задорно
Под затуманенною дымкой
Ты кажешь девичью красу,
И треплет ветер под косынкой
То выныряя, то пропав,
Не заворожит, не обмашет
Твой разукрашенный рукав.
Полей малиновая ширь,
Тебе — высокая светлица,
А мне — далекий монастырь.
И легкодымней пелена.
Я буду ласковый послушник,
А ты — разгульная жена.
Грустить в упругой тишине:
Я по тебе — в густом тумане,
А ты заплачешь обо мне.
Ни тихих ласк, ни глубины —
Глаза, увидевшие землю,
В иную землю влюблены.
И зеленой травы не топчи,
Я тебя разлюбила давно,
Но не плачь, а спокойно молчи.
Я жалею тебя всей душою,
Что тебе до моей красоты?
Почему не даешь мне покою
И зачем так терзаешься ты?
Я теперь не люблю никого,
Не люблю, но тебя я жалею,
Отойди от окна моего!
Что безумно любила тебя,
Я теперь не люблю, а жалею —
Отойди и не мучай меня.
На сады и стены Хороссана?
Словно я хожу равниной русской
Под шуршащим пологом тумана",-
Так спросил я, дорогая Лала,
У молчащих ночью кипарисов,
Но их рать ни слова не сказала,
К небу гордо головы завысив.
У цветов спросил я в тихой чаще,
И цветы сказали: "Ты почувствуй
По печали розы шелестящей".
Лепестками тайно мне сказала:
"Шаганэ твоя с другим ласкалась,
Шаганэ другого целовала".
Сердцу — песнь, а песне — жизнь и тело. "
Оттого луна так тускло светит,
Оттого печально побледнела.
Слез и мук, кто ждал их, кто не хочет.
Но и все ж вовек благословенны
На земле сиреневые ночи.
Целовал лишь только в грудь.
Подожди ты, бога ради,
Розы лучше смертных дев".
То другой сложил напев.
Ведь одна отрада мне —
Чтобы не было на свете
Лучше милой Шаганэ.
У меня заветов нет.
Коль родился я поэтом,
То целуюсь, как поэт.
Вы всё, конечно, помните,
Приблизившись к стене,
Взволнованно ходили вы по комнате
В лицо бросали мне.
Нам пора расстаться,
Что вас измучила
Моя шальная жизнь,
Что вам пора за дело приниматься,
Катиться дальше, вниз.
Меня вы не любили.
Не знали вы, что в сонмище людском
Я был как лошадь, загнанная в мыле,
Пришпоренная смелым ездоком.
Что я в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь, что не пойму —
Куда несет нас рок событий.
Лица не увидать.
Когда кипит морская гладь —
Корабль в плачевном состояньи.
За новой жизнью, новой славой
В прямую гущу бурь и вьюг
Ее направил величаво.
Не падал, не блевал и не ругался?
Их мало, с опытной душой,
Кто крепким в качке оставался.
Но зрело знающий работу,
Спустился в корабельный трюм,
Чтоб не смотреть людскую рвоту.
И я склонился над стаканом,
Чтоб, не страдая ни о ком,
У вас была тоска
В глазах усталых:
Что я пред вами напоказ
Себя растрачивал в скандалах.
Что в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь,
Куда несет нас рок событий.
Я в возрасте ином.
И чувствую и мыслю по-иному.
И говорю за праздничным вином:
Хвала и слава рулевому!
В ударе нежных чувств.
Я вспомнил вашу грустную усталость.
Я сообщить вам мчусь,
И что со мною сталось!
Сказать приятно мне:
Я избежал паденья с кручи.
Теперь в Советской стороне
Я самый яростный попутчик.
Не мучил бы я вас,
Как это было раньше.
За знамя вольности
И светлого труда
Готов идти хоть до Ла-Манша.
Я знаю: вы не та —
С серьезным, умным мужем;
Что не нужна вам наша маета,
Ни капельки не нужен.
Как вас ведет звезда,
Под кущей обновленной сени.
Вас помнящий всегда
Милая девушка, злая улыбка,
Я ль не робею от синего взгляда?
Много мне нужно и много не надо.
Так мы далеки и так не схожи —
Ты молодая, а я все прожил.
Юношам счастье, а мне лишь память
Снежную ночью в лихую замять.
Сердце метелит твоя улыбка.
Отсыпай, плясунья, дробь!
На платке краснеет вензель,
Знай прищелкивай, не робь!
Парень бравый, синеглазый
Загляделся не на смех.
Веселы твои показы,
Зарукавник — словно снег.
Смотрят с завистью подружки
На шелковы косники.
Развевай кайму фаты.
Завтра вечером от парней
Придут свахи и сваты.
Я строгал, чинил челны,
Уронил кольцо милашки
В струи пенистой волны.
Как коварная свекровь.
Унесла колечко щука,
С ним — милашкину любовь.
Я пошел с тоски на луг,
Мне вдогон смеялась речка:
"У милашки новый друг".
Там смеются надо мной,
Повенчаюсь в непогоду
С перезвонною волной.
Но мне осталось, мне осталось
Твоих волос стеклянный дым
И глаз осенняя усталость.
О, возраст осени! Он мне
Дороже юности и лета.
Ты стала нравиться вдвойне
И потому на голос чванства
Бестрепетно сказать могу,
Что я прощаюсь с хулиганством.
И непокорную отвагой.
Уж сердце напилось иной,
Кровь отрезвляющею брагой.
Сентябрь багряной веткой ивы,
Чтоб я готов был и встречал
Его приход неторопливый.
Без принужденья, без утраты.
Иною кажется мне Русь.
Иными — кладбища и хаты.
И вижу, там ли, здесь ли, где-то ль,
Что ты одна, сестра и друг,
Могла быть спутницей поэта.
Воспитываясь в постоянстве,
Пропеть о сумерках дорог
И уходящем хулиганстве.
В золоте волос моих ныряют.
Все на этом свете из людей
Песнь любви поют и повторяют.
И теперь пою про то же снова,
Потому и дышит глубоко
Нежностью пропитанное слово.
Сердце станет глыбой золотою,
Только тегеранская луна
Не согреет песни теплотою.
Догореть ли в ласках милой Шаги
Иль под старость трепетно тужить
О прошедшей песенной отваге?
Что приятно уху, что — для глаза.
Если перс слагает плохо песнь,
Значит, он вовек не из Шираза.
Говорите так среди людей:
Он бы пел нежнее и чудесней,
Да сгубила пара лебедей.
Не со мной ты воркуешь, с другою,
Ах, пойду я к реке под горою,
Кинусь с берега в черную прорубь.
Не отыщет никто мои кости,
Я русалкой вернуся весною.
Приведешь ты коня к водопою,
И коня напою я из горсти.
Как живу я царевной, тоскую,
Заманю я тебя, заколдую,
Уведу коня в струи за холку!
Там играют русалочки в жмурки,-
Изо льда он, а окна — конурки
В сизых рамах горят под слюдою.
Положу я тебя с собой рядом.
Буду тешить тебя своим взглядом,
Зацелую тебя, заласкаю!
Тихо розы бегут по полям.
Спой мне песню моя дорогая,
Ту, которую пел Хаям.
Тихо розы бегут по полям.
Лунным светом Шираз осиянен,
Кружит звезд мотыльковый рой.
Мне не нравится, что персияне
Держат женщин и дев под чадрой.
Лунным светом Шираз осиянен.
Закрывая телесную медь?
Или, чтобы их больше любили,
Не желают лицом загореть,
Закрывая телесную медь?
Заучи эту заповедь вкратце,
Ведь и так коротка наша жизнь,
Мало счастьем дано любоваться.
Заучи эту заповедь вкратце.
Осеняет своя благодать.
Потому и прекрасные щеки
Перед миром грешно закрывать,
Коль дала их природа-мать.
Сердцу снится страна другая.
Я спою тебе сам, дорогая,
То, что сроду не пел Хаям.
Тихо розы бегут по полям.
Выйду к речке на лужок.
В пенных струях поясок.
На бугре береза-свечка
В лунных перьях серебра.
Выходи, мое сердечко,
Слушать песни гусляра.
На девичью красоту,
А пойду плясать под гусли,
Так сорву твою фату.
На шелковы купыри,
Уведу тебя под склонны
Вплоть до маковой зари.
Разве я немного не красив?
Не смотря в лицо, от страсти млеешь,
Мне на плечи руки опустив.
Я с тобой не нежен и не груб.
Расскажи мне, скольких ты ласкала?
Сколько рук ты помнишь? Сколько губ?
Не коснувшись твоего огня,
Многим ты садилась на колени,
А теперь сидишь вот у меня.
И ты думаешь о ком-нибудь другом,
Я ведь сам люблю тебя не очень,
Утопая в дальнем дорогом.
Легкодумна вспыльчивая связь, —
Как случайно встретился с тобою,
Улыбнусь, спокойно разойдясь.
Распылять безрадостные дни,
Только нецелованных не трогай,
Только негоревших не мани.
Ты пройдешь, болтая про любовь,
Может быть, я выйду на прогулку,
И с тобою встретимся мы вновь.
И немного наклонившись вниз,
Ты мне скажешь тихо: "Добрый вечер!"
Я отвечу: "Добры вечер, miss".
И ничто ее не бросит в дрожь, —
Кто любил, уж тот любить не может,
Кто сгорел, того не подожжешь.
И слезы горькие на землю упадали,
И было тяжело и так печально мне.
И все же мы друг друга не поняли.
Умчалась ты в далекие края,
И все мечты увянули без цвета,
И вновь опять один остался я
Страдать душой без ласки и привета.
И часто я вечернею порой
Хожу к местам заветного свиданья,
И вижу я в мечтах мне милый образ твой,
И слышу в тишине тоскливые рыданья.
И не спрашивай, сколько мне лет,
Одержимый тяжелой падучей,
Я душой стал, как желтый скелет.
Было время, когда из предместья
Я мечтал по-мальчишески — в дым,
Что я буду богат и известен
И что всеми я буду любим.
Был цилиндр, а теперь его нет.
Лишь осталась одна манишка
С модной парой избитых штиблет.
От Москвы по парижскую рвань
Мое имя наводит ужас,
Как заборная громкая брань.
Ты целуешь, а губы как жесть.
Знаю, чувство мое перезрело,
А твое не сумеет расцвесть.
Ну, а если есть грусть — не беда!
Золотей твоих кос по курганам
Молодая шумит лебеда.
Чтоб под шумом молодой лебеды
Утонуть навсегда в неизвестность
И мечтать по-мальчишески — в дым.
Непонятном земле и траве,
Что не выразить сердцу словом
И назвать человек.
Позабыла ты мой уголок,
И теперь ты другому смеешься,
Укрываяся в белый платок.
Мне тоскливо, и скучно, и жалко,
Неуютно камин мой горит.
Но измятая в книжке фиалка
Все о счастье былом говорит.
На канве в узорах копья и кресты.
Девушка рисует мертвых на поляне,
На груди у мертвых — красные цветы.
Нежный шелк выводит храброго героя,
Тот герой отважный — принц ее души.
Он лежит, сраженный в жаркой схватке боя,
И в узорах крови смяты камыши.
Девушка склонилась. Помутился взор.
Девушка тоскует. Девушка рыдает.
За окошком полночь чертит свой узор.
В пряди тонких локон впуталась луна.
В трепетном мерцанье, в белом покрывале
Девушка, как призрак, плачет у окна.
Пьяный бред не гложет сердце мне.
Синими цветами Тегерана
Я лечу их нынче в чайхане.
Сам чайханщик с круглыми плечами,
Чтобы славилась пред русскими чайхана,
Угощает меня красным чаем
Вместо крепкой водки и вина.
Много роз цветет в твоем саду.
Незадаром мне мигнули очи,
Приоткинув черную чадру.
На цепи не держим, как собак,
Поцелуям учимся без денег,
Без кинжальных хитростей и драк.
Что лицом похожа на зарю,
Подарю я шаль из Хороссана
И ковер ширазский подарю.
Я тебе вовеки не солгу.
За себя я нынче отвечаю,
За тебя ответить не смогу.
Все равно калитка есть в саду.
Незадаром мне мигнули очи,
Приоткинув черную чадру.
Поджидаешь ты томного дня.
Проклевали глаза твои — голуби
Непрощенным укором меня.
Играют на гармонике,
Ведь слышишь ты?
Играют на гармонике,
Ну что же в том?
Мне нравятся две родинки
Ведь ты такая нежная,
Целую так небрежно
Куда ты рвешься, шалая?
Постой, душа усталая,
Она такая дурочка,
Вот потому Снегурочка
Потому, что я с севера, что ли,
Я готов рассказать тебе поле,
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ.
Что луна там огромней в сто раз,
Как бы ни был красив Шираз,
Он не лучше рязанских раздолий.
Потому, что я с севера, что ли.
Эти волосы взял я у ржи,
Если хочешь, на палец вяжи —
Я нисколько не чувствую боли.
Я готов рассказать тебе поле.
По кудрям ты моим догадайся.
Дорогая, шути, улыбайся,
Не буди только память во мне
Про волнистую рожь при луне.
Там, на севере, девушка тоже,
На тебя она страшно похожа,
Может, думает обо мне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ.
Сиянье твоих волос.
Не радостно и не легко мне
Покинуть тебя привелось.
Березовый шорох теней,
Пусть дни тогда были короче,
Луна нам светила длинней.
"Пройдут голубые года,
И ты позабудешь, мой милый,
С другою меня навсегда".
Напомнила чувствам опять,
Как нежно тогда я сыпал
Цветы на кудрявую прядь.
И грустно другую любя
Как будто любимую повесть,
С другой вспоминаю тебя.
Что дает за полтумана по рублю,
Как сказать мне для прекрасной Лалы
По-персидски нежное «люблю»?
Я спросил сегодня у менялы
Легче ветра, тише Ванских струй,
Как назвать мне для прекрасной Лалы
Слово ласковое «поцелуй»?
И еще спросил я у менялы,
В сердце робость глубже притая,
Как сказать мне для прекрасной Лалы,
Как сказать ей, что она «моя»?
И ответил мне меняла кратко:
О любви в словах не говорят,
О любви вздыхают лишь украдкой,
Да глаза, как яхонты, горят.
Поцелуй названья не имеет,
Поцелуй не надпись на гробах.
Красной розой поцелуи веют,
Лепестками тая на губах.
От любви не требуют поруки,
С нею знают радость и беду.
«Ты — моя» сказать лишь могут руки,
Что срывали черную чадру.
— Сергей Есенин. Сочинения.
Москва: Книжная палата, 2000.
— Сергей Есенин. Стихотворения и поэмы.
Москва, "Детская литература", 1969.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1997.
— Сергей Есенин. Стихотворения и поэмы.
Москва: Детская литература, 1971.
Москва, "Детская литература", 1969.
Собрание стихов в четырех томах.
Москва: Художественная литература, 1977.
книжное изд-во, 1977.
Москва: Художественная литература, 1988.
книжное изд-во, 1977
— Три века русской поэзии.
Москва: Просвещение, 1968.
— Песнь Любви. Стихи. Лирика русских поэтов.
Москва, Изд-во ЦК ВЛКСМ "Молодая Гвардия",
Сергей Есенин: стихи о любви.
"Стихи о любви и стихи про любовь" — Любовная лирика русских поэтов & Антология русский поэзии. © Copyright Пётр Соловьёв