Первый приезд Есенина в Баку состоялся в августе 1920 года. Приехал он вместе со своими друзьями Анатолием Мариенгофом и Григорием Колобовым. Именно здесь, в Баку, Сергей Александрович закончил поэму ‘Сорокоуст’, которая является важным, этапным произведением в его творчестве.
Второй его визит был в начале сентября 1924 года, пробыв в Баку всего несколько дней. Есенин уехал в Тифлис. Главный редактор газеты ‘Бакинский рабочий’ Петр Чагин, который, в принципе, и пригласил Есенина в Баку, узнав, что поэт был здесь, но не зашел к нему, высылает за Сергеем Александровичем корреспондента. И 20 сентября 1924 года в третий раз Есенин приезжает в Баку. Пробыл он здесь до 9 октября. Затем уехал в Тифлис, но, возвращаясь в феврале 1925 года в Москву через Баку, задержался, пробыв у нас всего день, в течение которого пытался встретить с П.Чагиным, но Чагин в это время был в Москве.
Самый плодотворный — весенний визит поэта в Баку с 31 марта по 25 мая 1925 да. Именно в этот период были написаны его известнейшие «Персидские мотивы».
Плодотворным он был во всех отношениях: три раза в апреле поэт был на заседании литературного кружка при газете «Бакинский рабочий», встречался с М.В.Фрунзе, 1 мая присутствовал на закладке поселка Степана Разина в Мардакянах, 5 мая принимал участие в открытии Клуба Объединенных Экспедиций Печати и где-то в это время, 6-го или 7-го мая, Есенин попадает в больницу. Диагноз достоверно не известен. Одни выдвигали версию, что это был катар дыхательных путей, другие — горловая часотка (что могло иметь место, как последствие его попытки покончить жизнь самоубийством, выпив эссенцию, когда ему было 17 лет от роду). Вышел Сергей Александрович из больницы 19 мая, а 25 мая уехал, написав стихотворение «Прощай, Баку:», посвященное брату Чагина, Василию Ивановичу Болдовкину.
Последний приезд состоялся 27 июля 1925 года, Eceнин приехал вместе со своей женой Софьей Андреевной Толстой (внучкой Льва Толстого). В Азербайджане Есенина окружали заботой и вниманием. Киров даже поручил Чагину поселить Есенина на одной из лучших бывших ханских дач нефтепромышленника Мухтарова в Мардакянах (ныне Дендрарий) с огромным садом, фонтанами и всяческими восточными изысками, что создало бы иллюзию ‘Персии в Баку’. Но причем здесь Персия? С.Есенин всегда мечтал попасть в Персию. Но путь туда был закрыт для гражданина революционной России и чтобы не разочаровывать поэта, его целых два часа возили по Каспийскому морю, высадили у берегов поселка Мардакян (увидев женщин в чадре, Сергей Александрович поверил в то, что, наконец, его мечта сбылась) и поселили на даче миллионера Мухтарова, где поэту очень понравилось. Но со временем миф о далекой Персии развеял друг Есенина, тот же П.Чагин.
Пока Есенин жил в Баку, ему довелось познакомиться со многими выдающимися личностями Азербайджана. Однажды, сидя в чайхане, поэт хотел расплатиться с чайханщиком, но ему сказали, что за ‘все уплачено’. Так он подружился с Алиагой Вахидом. Позже новоиспеченный друг не раз приглашал С.Есенина на меджлисы, где он, не зная азербайджанского языка, старался вникнуть в суть газелей. «Мне очень нравятся ваши стихи, но о чем они?» — спросил однажды поэт. На что Вахид ответил: «О чем может писать поэт? О любви, о жизни, о смерти».
Есенин очень любил музыку тара, он мог часами слушать народные мотивы на этом инструменте. А прослушав Баяты Шираз на меджлисе Физули, он был просто восхищен.
Именно в Мардаканском дендропарке родились прекрасные стихи, которые впоследствии вошли в книгу «Персидские мотивы».
Тяжким было расставание Есенина с Баку и бакинцами. Бакинская действительность благотворно повлияла на его поэтическую деятельность, помогла ему вновь обрести себя, познать раде жизни и покой. А на прощание великий русский поэт сказал: ‘Ходя по улицам Баку я не чувствовал собой тени’.
В Мардакянах до сих пор в тени раскидистых деревьев стоит трехкомнатный домик, где в 1924 и 1925 годах жил великий русский поэт Сергей Александрович Есенин, ставший домом — музеем Есенина. Он был открыт еще в 1975 году, когда запрет на этого поэта был снят тогдашним советским правительством. В начале 90-ых г.г. 20в. музей был закрыт. С 1999 года, став филиалом музея Низами, он вновь доступен каждому, кто желает поклониться вечной памяти рано ушедшего из жизни поэта. Есенинский музей был открыт при финансовой поддержке благотворительного фонда ЛУКойл. Сюда не раз приезжали дети великого поэта — дочь Татьяна и сын Константин.
20 сентября 1924 года Есенин из Тифлиса приехал в Баку. О его приезде я узнал в редакции газеты «Бакинский рабочий». Петр Иванович Чагин сказал мне, что Есенин остановился в лучшей гостинице города «Новая Европа» и будет выступать на торжественном открытии памятника 26-ти бакинским комиссарам. Я не смог освободиться от дежурства в Политотделе Каспийского военного флота, где в то время служил, и не присутствовал на митинге, который открывал С. М. Киров и где Есенин вдохновенно прочел свою «Балладу о двадцати шести».
На следующий день, 21 сентября, часов в 10 утра, я пришел в гостиницу и попросил коридорного проводить меня к Есенину. Его номер был на пятом этаже. Я постучался. Есенин открыл сам. В небольшой комнате с окнами на север были еще двое, но они тотчас ушли. Сергей Александрович, без пиджака, в расстегнутой у ворота голубой рубашке, до моего прихода делал гимнастику. Он был весел и приветлив, тотчас узнал меня и, усадив на стул, стал расспрашивать о моих делах за те три года, что мы не виделись. Я не раз замечал, что разлука не отчуждает, а сближает. Так случилось и в этот раз. Мы не сообщались и не переписывались, и тем не менее встретились более близкими, чем расстались.
В номере отвратительно пахло мастикой, которой натирали в гостинице паркетные полы. Есенин открыл окно и сказал, что хочет куда-нибудь переселиться. Потом стал показывать привезенный из Америки эспандер — «резиновую штуку», которую растягивал, упражняя мышцы. Предложил мне попробовать, но у меня не получилось. Тут он рассмеялся и с удивительной легкостью развел руки в стороны, растягивая тугую резину. «Я давно так силу развиваю. Теперь в деревню отвезу. Пусть поупражняются». Уже тогда я заметил, что в этой еще не угасшей, почти звериной силе и ловкости появилась какая-то нервность, усталость. Внешне Есенин переменился еще больше, чем внутренне; скука во взгляде и легкие подергивания горькой улыбки напомнили мне, что Москва кабацкая позади, что сейчас он убежал от нее.
. Около двенадцати часов дня по широкой лестнице мы поднялись на крышу отеля в ресторан. Отсюда открывался вид на залитую полуденным солнцем Бакинскую бухту. В этот час в ресторане было совсем пусто.
Пока мы ожидали завтрака, Есенин говорил о новых стихах, о том, что почти все они уже пристроены в разных редакциях.
Подали завтрак. Есенин попросил бутылку цинандали. Заказал кофе по-турецки. Когда выпил, слегка повеселел. Вполголоса начал читать:
Отговорила роща золотая
Березовым, веселым языком,
И журавли, печально пролетая,
Уж не жалеют больше ни о ком.
Когда после завтрака спускались в номер, Есенина на лестнице остановил хозяин или арендатор гостиницы и довольно бесцеремонно напомнил, что он заплатил только за первые сутки и должен сегодня же к вечеру рассчитаться за несколько дней вперед.
— Знаю, знаю, — отвечал недовольный Есенин. — В номере мастикой воняет, повернуться негде, а ты с оплатой торопишь. В «Бакинском рабочем» деньги получу, тогда и рассчитаюсь.
Владелец гостиницы как будто согласился и хотел уже отойти от нас, но Есенин задержал его:
— А ты знаешь, милый человек, кто я, кого ты у себя принимаешь? Другой бы за честь считал. Потом бы рассказывал: «Вот в этом номере у меня поэт Есенин стоял». А ты о деньгах беспокоишься. За мной деньги не пропадут.
Хозяин гостиницы смущенно пробормотал: «Якши, якши. Я ведь так, я знаю, я своих постояльцев уважаю». И поспешил удалиться.
Потом мы отправились в редакцию «Бакинского рабочего», где Есенин передал П. И. Чагину несколько новых стихотворений и среди них «Отговорила роща золотая», которое было через два дня впервые опубликовано в этой газете. П. И. Чагин, умный, добрый человек, очень любил Есенина и многое сделал для утверждения его имени в нашей поэзии. В те дни почти в каждом номере «Бакинского рабочего» печатались новые стихи поэта.
Есенин остался диктовать машинистке свои стихи, а я ушел, договорившись встретиться на следующий день, чтобы пойти гулять. На другой день мы снова встретились в редакции. Когда я пришел, Есенин был уже там. Кажется, тогда же произошел при мне занятный разговор Есенина о гонораре в «Бакинском рабочем». Есенин долго доказывал, что стихи его очень хорошие, что теперь так никто не пишет, а Пушкин умер давно. «Если Маяковскому за Моссельпром монету гонят, неужели мне по рублю за строчку не дадите?»
Редакция сдалась. Выходило в общей сложности немало, так как в каждом номере печаталось по два-три больших стихотворения — они потом вошли в сборник, изданный в Баку, — «Русь советская». В этот день нам опять не удалось погулять, так как приятели уговорили Есенина отправиться в духан.
Как-то мы встретились в теплый осенний день. Есенин вспоминал о тифлисских друзьях, говорил о предполагавшейся поездке в Персию (осуществить которую ему, впрочем, так и не удалось). Неподалеку от почтамта, у остывших котлов, в которых варили кир, закопченные беспризорники играли в железку. Есенин подошел к ребятам, заинтересовался игрой, дал им немного денег и пообещал навестить их через несколько дней. Он рассказывал мне потом, что подружился с ними и даже водил их в бакинские бани. Правда, тифлисские серные бани нравились ему больше бакинских, и особенно его рассердила надпись у кассы одной из бакинских бань: «Баня работает. » — «Сразу видно, что нерусский человек писал. Так по-русски не говорят. Бани торгуют. По-интеллигентному можно сказать: «Бани открыты», а работают не бани, а банщики». однажды с утра мы отправились на прогулку по старым кварталам Баку, еще сохранившим восточный облик. Узкие улочки бакинской крепости, Ханский дворец, высокие минареты восхищали Есенина. Он был увлечен Востоком и сожалел, что мало читал о его истории, плохо представляет себе сущность мусульманства. Расспрашивал меня про суннитов и шиитов, про жестокую резню и самоистязания в священный день Шахсей-вахсей, которые я видел в 1922 году. Потом мы вышли к Девичьей башне и поднялись на ее верхние ярусы.
Наша прогулка завершилась посещением Кубинки, шумного азиатского базара. Мы заглядывали в так называемые «растворы» — лавки, в которых крашенные хной рыжебородые персы торговали коврами и шелками. Наконец мы зашли к одному старику, известному любителю и знатоку старинных персидских миниатюр и рукописных книг. Он любезно принял русского поэта, угощал нас крепким чаем, заваренным каким-то особым способом, и по просьбе Есенина читал нам на языке фарси стихи Фирдоуси и Саади. Уже под вечер мимо лавки прошел, звеня бубенцами, караван из Шемахи или Кубы, заметно похолодало и наступило время закрывать лавку, а мы все сидели и рассматривали удивительные миниатюры, украшавшие старинную рукопись «Шахнаме».
Как-то вечером небольшая компания моих друзей-студентов предложила отправиться на морской бульвар, к пристани, взять парусную лодку и выйти в море, чтобы показать Есенину огни ночного Баку. Мы долго ждали, пока Сергей Александрович освободится, наконец стали спускаться по лестнице. Однако, к нашему огорчению, участвовать в прогулке на парусной лодке Есенин наотрез отказался. Однако позднее я узнал, что однажды с группой сотрудников «Бакинского рабочего» Есенин все же выходил в море на паруснике, носившем курьезное название «Ай да Пушкин, ай да молодец!».
. 3 октября, в день своего рождения, Есенин все же выступил в клубе имени Сабира. Вечер был шумный и многолюдный и прошел с большим успехом.
. Едва ли не накануне отъезда, около 6 октября, Есенин читал стихи в небольшой узкой комнате литературных сотрудников «Бакинского рабочего». Народу было много. Сидели на стульях, столах, подоконниках, стояли в дверях. А Есенин, ни на кого не глядя, облокотившись на редакционный стол, совсем тихо, вполголоса читал свои недавно написанные стихи.
Я уж отчаялся ждать Есенина в Баку. Но вот 20 сентября, приехав вечером в редакцию, вижу на столе у себя записку:
«Т. Чагин! Я приехал, заходил к Вам, но Вас не застал. Остановился в отеле «Новая Европа» № 59. Позвоните директору отеля и передайте, когда Вас можно видеть. С. Есенин. 20. IX. 24.»
(. ) Одним из самых примечательных дней в бакинский период жизни Сергея Есенина был день 1 мая 1925 года.
Первомай того года мы решили провести необычно. Вместо общегородской демонстрации организовали митинги в промысловых и заводских районах, посвященные закладке новых рабочих поселков, а затем — рабочие, народные гулянья. Взяли с собой в машину, где были секретари ЦК Азербайджана, Сергея Есенина. Он не был к тому времени новичком в среде бакинских нефтяников. Он уже с полгода как жил в Баку. Часто выезжал на нефтепромыслы, в стихию которых, говоря его словами, мы его посвящали. Много беседовал с рабочими, которые знали и любили поэта.
Есенина на маевке встретили как старого знакомого. Вместе с партийными руководителями ходил он по лужайкам, где прямо на земле, на молодой весенней траве, расположились рабочие со своими семьями, читал стихи, пел частушки.
После этого поехали на дачу в Мардакянах, под Баку, где Есенин в присутствии Сергея Мироновича Кирова неповторимо задушевно читал новые стихи из цикла «Персидские мотивы». Киров, человек большого эстетического вкуса, в дореволюционном прошлом блестящий литератор и незаурядный литературный критик, обратился ко мне после есенинского чтения с укоризной: — Почему ты до сих пор не создал Есенину иллюзию Персии в Баку? Смотри, как написал, как будто был в Персии.
В Персию мы не пустили его, учитывая опасности, какие его могут подстеречь, и боясь за его жизнь. Но ведь тебе же поручили создать ему иллюзию Персии в Баку. Так создай! Чего не хватит — довообразит. Он же поэт, да какой!