Рецензии на книгу «Анатолий Мариенгоф о Сергее Есенине»
24.01.2018Листья падают, листья падают (Сергей Есенин)
24.01.2018Сергей Есенин — Страна негодяев
Персонал
Комиссар из охраны железнодорожных линий Чекистов.
Замарашкин — сочувствующий коммунистам доброволец.
Комиссары приисков Рассветов, Чарин, Лобок.
Советский сыщик Литза-Хун.
На карауле
Снежная чаща. Железнодорожная будка Уральской линии.
Чекистов, охраняющий линию, ходит с одного конца в другой.
Ну и ночь! Что за ночь!
Черт бы взял эту ночь
С … адским холодом
И такой темнотой,
С тем, что нужно без устали
Мой наган размозжит твой череп!
Стой, холера тебе в живот!
Легче бранись, Чекистов!
От ругательств твоих
Даже у будки краснеют стены.
И с чего это, брат мой,
Черт с тобой, что ты Замарашкин!
Я ведь не собака,
Чтоб слышать носом.
Ох, и зол же ты, брат мой.
Аж до печенок страшно…
Я уверен, что ты страдаешь
Ну конечно, страдаю.
От этой проклятой селедки
Может вконец развалиться брюхо.
Если б теперь… рюмку водки…
Я бы даже не выпил…
Знаешь? Когда эту селедку берешь за хвост,
Что вся она набита рисом…
Жирные белые черви…
Дьявол нас, знать, занес
К этой грязной мордве
И вонючим черемисам!
Когда выпал такой нам год?
Скверный год! Отвратительный год!
Люди едят друг друга…
Такой выпал нам год!
И к тому ж еще чертова вьюга.
Мать твою в эт-твою!
Ветер, как сумасшедший мельник,
Крутит жерновами облаков
А народ ваш сидит, бездельник,
И не хочет себе ж помочь.
Нет бездарней и лицемерней,
Чем ваш русский равнинный мужик!
Коль живет он в Рязанской губернии,
Так о Тульской не хочет тужить.
То ли дело Европа?
Там тебе не вот эти хаты,
Которым, как глупым курам,
Головы нужно давно под топор…
С каких это пор
Ты стал иностранец?
Фамилия твоя Лейбман,
И черт с тобой, что ты жил
Все равно в Могилеве твой дом.
Ты обозвал меня жидом?
Я гражданин из Веймара
И приехал сюда не как еврей,
А как обладающий даром
Укрощать дураков и зверей.
Я ругаюсь и буду упорно
Проклинать вас хоть тысчи лет,
Потому что хочу в уборную,
А уборных в России нет.
Странный и смешной вы народ!
Жили весь век свой нищими
И строили храмы Божие…
Да я б их давным-давно
Перестроил в места отхожие.
Что скажешь, Замарашкин?
Или тебе обидно,
Что ругают твою страну?
Бедный! Бедный Замарашкин…
Черт-те что ты городишь, Чекистов!
Мне нравится околёсина.
Видишь ли… я в жизни
Был бедней церковного мыша
И глодал вместо хлеба камни.
Но у меня была душа,
Которая хотела быть Гамлетом.
Глупая душа, Замарашкин!
А когда я немного подрос,
Слышатся чьи-то шаги.
Черт бы взял этого мерзавца Номаха
И всю эту банду повстанцев!
Я уверен, что нынче ночью
Ты заснешь, как плаха,
А он опять остановит поезд
И разграбит станцию.
Я думаю, этой ночью он не придет.
Нынче от холода в воздухе
Для конницы нынче
Дорога скользка́ ,как лед,
А с пехотой прийти
Он и сам побоится.
Нет! этой ночью он не придет!
Будь спокоен, Чекистов!
Это просто с мороза проскрипело дерево…
Хорошо! Я спокоен. Сейчас уйду.
Продрог до костей от волчьей стужи.
А в казарме сегодня,
Из прогнившей картошки
Эх ты, Гамлет, Гамлет!
Мать твою в эт-твою!
Некоторое время Замарашкин расхаживает около будки один. Потом неожиданно подносит руку к губам и издает в два пальца осторожный свист. Из чащи, одетый в русский полушубок и в шапку-ушанку, выскакивает Номах.
Что говорил тебе этот коммунист?
Слушай, Номах! Оставь это дело.
Они за тебя по-настоящему взяли́сь.
Как бы не на столбе
Очутилось твое тело.
Для ворон будет пища.
Но ты должен щадить других.
Свора голодных нищих.
В этом мире немытом
И если преступно здесь быть бандитом,
То не более преступно,
Чем быть королем…
Я слышал, как этот прохвост
Говорил тебе о Гамлете.
Что он в нем смыслит?
Гамлет восстал против лжи,
В которой варился королевский двор.
Но если б теперь он жил,
То был бы бандит и вор.
Потому что человеческая жизнь
Если не королевский, то скотный.
Помнишь, мы зубрили в школе?
Впрочем, я вас обоих
У меня есть своя голова.
Я только всему свидетель,
В тебе ж люблю старого друга.
В час несчастья с тобой на свете
Моя помощь к твоим услугам.
Со мною несчастье всегда.
Мне нравятся жулики и воры.
Мне нравятся груди,
От гнева спертые.
Люди устраивают договоры,
А я посылаю их к черту.
Кто смеет мне быть правителем?
Пусть те, кому дорог хлев,
Называются гражданами и жителями
И жиреют в паршивом тепле.
Это все твари тленные!
Предмет для навозных куч!
А я — гражданин вселенной,
Я живу, как я сам хочу!
Слушай, Номах… Я знаю,
Быть может, ты дьявольски прав,
Но все ж… Я тебе желаю
Хоть немного смирить свой нрав.
Подумай… Не завтра, так после…
Не после… Так после опять…
Слова ведь мои не кости,
Их можно легко прожевать.
Ты понимаешь, Номах?
Ты думаешь, меня это страшит?
Я знаю мою игру.
Мне здесь на все наплевать.
Я теперь вконец отказался от многого,
И в особенности от государства,
Как от мысли праздной,
Оттого что постиг я,
Что все это договор,
Договор зверей окраски разной.
Люди обычаи чтут как науку,
Да только какой же в том смысл и прок,
Если многие громко сморкаются в руку,
А другие обязательно в носовой платок.
Мне до дьявола противны
Я потерял равновесие…
Конечно, меня подвесят
Когда-нибудь к небесам.
Там можно прикуривать о звезды…
Главное не в этом.
Сегодня проходит экспресс,
Красноармейцы и рабочие.
Золото в слитках.
Ради Бога, меня не впутывай!
Я разберу рельсы.
Номах! Ты подлец!
Ты хочешь меня под расстрел…
Ты хочешь, чтоб Трибунал…
Не беспокойся! Ты будешь цел.
Я 200 повстанцев сюда пригнал.
Коль боишься расстрела,
Да ты спятил с ума!
В голове твоей бродит
Я думал — ты смел,
Я думал — ты горд,
А ты только лишь лакей
У меня есть выход другой,
Я не был никогда слугой.
Служит тот, кто трус.
Я не пленник в моей стране,
Ты меня не заманишь к себе.
Уходи ради дружбы.
Ты, как сука, скулишь при луне…
Уходи! Не заставь скорбеть…
Мы ведь товарищи старые…
Уходи, говорю тебе…
А не то вот на этой гитаре
Я сыграю тебе разлуку.
Слушай, защитник коммуны,
Ты, пожалуй, этой гитарой
Оторвешь себе руку.
Спрячь-ка ее, бесструнную,
Чтоб не охрипла на холоде.
Я и сам ведь сонату лунную
Умею играть на кольте.
Ну и играй, пожалуйста.
Только не здесь.
Нам такие музыканты не нужны.
Все вы носите овечьи шкуры,
И мясник пасет для вас ножи.
Неужели ты не видишь? Не поймешь,
Что такого равенства не надо?
Ваше равенство — обман и ложь.
Старая гнусавая шарманка
Этот мир идейных дел и слов.
Для глупцов — хорошая приманка,
Подлецам — порядочный улов.
Тогда не гневайся,
Пускай тебя не обижает
Другой мой план.
Ни один план твой не пройдет.
Ну, это мы еще увидим…
Послушай, я тебе скажу:
Так, значит, надо.
Ведь я башкой моей не дорожу
И за грабеж не требую награды.
Я все отдам другим.
Мне нравится игра,
Ни слава и ни злато.
Приятно мне под небом голубым
Утешить бедного и вшивого собрата.
Я хочу сделать для бедных праздник.
Они сделают его сами.
Они сделают его через 1000 лет.
А я сделаю его сегодня.
Бросается на Замарашкина и давит его за горло. Замарашкин падает. Номах завязывает ему рот платком и скручивает веревками руки и ноги. Некоторое время он смотрит на лежащего, потом идет в будку и выходит оттуда с зажженным красным фонарем.
Экспресс №5
Салон-вагон. В вагоне страшно накурено. Едут комиссары и рабочие. Ведут спор.
Чем больше гляжу я на снежную ширь,
Тем думаю все упорнее.
Да ведь наша Сибирь
Богаче, чем желтая Калифорния.
С этими запасами руды
Нам не страшна никакая
Только работай! Только трудись!
И в республике будет,
Можно ль представить,
Что в месяц один
Открыли пять золотоносных жил.
В Америке это было бы сенсацией,
На бирже стоял бы рев.
Маклера бы скупали акции,
Выдавая 1 пуд за 6 пудов.
Я работал в клондайкских приисках,
Где один нью-йоркский туз
За 3 миллиона без всякого риска
12½ положил в картуз.
А дело все было под шепот,
Просто биржевой трюк,
Но многие, денежки вхлопав,
Остались почти без брюк.
О! эти американцы…
Они — неуничтожимая моль.
Сегодня он в оборванцах,
А завтра золотой король.
Так было и здесь…
Самый простой прощалыга
Из индианских мест
Жил, по-козлиному прыгал
И вдруг в богачи пролез.
Я помню все штуки эти.
Мы жили в ночлежках с ним.
Он звал меня мистер Развети,
А я его — мистер Джим.
«Послушай, — сказал он, — plis,
Ведь это не написано в брамах,
Чтобы без wiski и miss
Мы валялись с тобою в ямах.
У меня в животе лягушки
Завелись от голодных дум.
Я хочу хорошо кушать
И носить хороший костюм.
Есть одна у меня затея,
И если ты не болван,
То без всяких словес, не потея,
Согласишься на этот план.
Нам нечего очень стараться,
Чтоб расходовать жизненный сок.
Я знаю двух-трех мерзавцев,
У которых золотой песок.
Они нам отыщут банкира
(т. е. мерзавцы эти),
И мы будем королями мира…
Ты понял, мистер Развети?»
«Открой мне секрет, Джим!» —
Сказал я ему в ответ.
А он мне сквозь трубочный дым
Мы просто возьмем два ружья,
Зарядим золотым песком
И будем туда стрелять,
Куда нам укажет Том».
(А Том этот был рудокоп —
Мошенник, каких поискать.)
И вот мы однажды тайком
И по приказу, даденному
Под браунинги в висок,
Мы в четыре горы-громадины
Золотой стреляли песок,
Как будто в слонов лежащих,
Чтоб достать дорогую кость.
И громом гремела в чащах
Ружей одичалая злость.
Наш предводитель живо
Шлет телеграмму потом:
«Открыли золотую жилу.
А дело было под шепот,
Просто биржевой трюк…
Но многие, денежки вхлопав,
Остались почти без брюк.
Послушай, Рассветов! и что же,
Тебя не смутил обман?
Не все ли равно,
Капиталы текут в карман.
Мне противны и те, и эти.
Класс грабительских банд.
Но должен же, друг мой, на свете
Жить Рассветов Никандр.
С паршивой овцы хоть шерсти
Человеку рабочему клок.
Значит, по этой версии
Подлость подчас не порок?
Ну конечно, в собачьем стане,
С философией жадных собак,
Защищать лишь себя не станет
Тот, кто навек дурак.
Дело, друзья, не в этом.
Мой рассказ вскрывает секрет.
Можно сказать перед всем светом,
Что в Америке золота нет.
Там есть нефть и уголь,
И железной много руды.
Замела золотые следы.
Калифорния — это мечта
Всех пропойц и неумных бродяг.
Тот, кто глуп или мыслить устал,
Прозябает в ее краях.
Эти люди — гнилая рыба.
Вся Америка — жадная пасть,
Но Россия… вот это глыба…
Лишь бы только Советская власть!…
Мы, конечно, во многом отстали.
Лес, степь да вода.
Из железобетона и стали
Там настроены города.
Вместо наших глухих раздолий
Там, на каждой почти полосе,
Перерезано рельсами поле
С цепью каменных рек-шоссе.
И по каменным рекам без пыли,
И по рельсам без стона шпал
И экспрессы и автомобили
От разбега в бензинном мыле
Мчат, секундой считая долла́р.
Места нет здесь мечтам и химерам,
Отшумела тех лет пора.
Все курьеры, курьеры, курьеры,
Маклера, маклера, маклера…
От еврея и до китайца,
Проходимец и джентельмен —
Все в единой графе считаются
Одинаково — bisnes men.
На цилиндры, шапо и кепи
Дождик акций свистит и льет.
Вот где вам мировые цепи,
Вот где вам мировое жулье.
Если хочешь здесь душу выржать,
То сочтут: или глуп, или пьян.
Вот она — Мировая Биржа!
Вот они — подлецы всех стран.
Да, Рассветов! но все же, однако,
Ведь и золота мы хотим.
И у нас биржевая клоака
Расстилает свой едкий дым.
Никому ведь не станет в новинки,
Что в кремлевские буфера
Уцепились когтями с Ильинки
Маклера, маклера, маклера…
И в ответ партийной команде,
За налоги на крестьянский труд,
По стране свищет банда на банде,
Волю власти считая за кнут.
И кого упрекнуть нам можно?
Кто сумеет закрыть окно,
Чтоб не видеть, как свора острожная
И крестьянство так любят Махно?
Потому что мы очень строги,
А на строгость ту зол народ,
У нас портят железные дороги,
Гибнут озими, падает скот.
Люди с голоду бросились в бегство,
Кто в Сибирь, а кто в Туркестан,
И оскалилось людоедство
На сплошной недород у крестьян.
Их озлобили наши поборы,
И, считая весь мир за Бедлам,
Они думают, что мы воры
Иль поблажку даем ворам.
Потому им и любы бандиты,
Что всосали в себя их гнев.
Нужно прямо сказать, открыто,
Что республика наша — blef,
Мы не лучшее, друг мой, дерьмо.
Нет, дорогой мой!
Нет понимания масс.
Ну кому же из нас не известно
То, что ясно как день для всех.
Вся Россия — пустое место.
Вся Россия — лишь ветер да снег.
Этот отзыв ни резкий, ни черствый.
Знают все, что до наших лбов
Мужики караулили версты
Вместо пегих дорожных столбов.
Здесь все дохли в холере и оспе.
Не страна, а сплошной бивуак.
Для одних — золотые россыпи,
Для других — непроглядный мрак.
И кому же из нас незнакомо,
Как на теле паршивый прыщ, —
Тысчи лет из бревна да соломы
Строят здания наших жилищ.
10 тысяч в длину государство,
В ширину окло верст тысяч 3-х.
Здесь одно лишь нужно лекарство —
Сеть шоссе и железных дорог.
Вместо дерева нужен камень,
Черепица, бетон и жесть.
Города создаются руками,
Как поступками — слава и честь.
Лишь только клизму
Мы поставим стальную стране,
Вот тогда и конец бандитизму,
Вот тогда и конец резне.
Слышатся тревожные свистки паровоза. Поезд замедляет ход. Все вскакивают.
Поезд останавливается. Комендант выбегает.
Это не станция и не разъезд,
Просто маленькая железнодорожная будка.
Мне говорили, что часто здесь
Поезда прозябают по целым суткам.
Ну, а еще я слышал…
Что здесь немного шалят.
Здесь стрелочник и часовой
Говорят, что отсюда за ½ версты
Часовой говорит, что до станции
По другой ветке верст 8.
Можно съездить туда
И захватить мастеров.
Отцепляйте паровоз и поезжайте.
Это дело 30-ти минут.
Уходит. Рассветов и другие остаются, погруженные в молчание.
(вбегая в салон-вагон)
Товарищи! Мы обмануты!
Стрелочник и часовой
Лежат здесь в будке.
Это провокация бандитов.
За каким вы дьяволом
Увезли с собой вагон?
Комендант послушался стрелочника…
Лишь только мы завернули
На этот… другой путь,
Часовой сразу 2 пули
Всадил коменданту в грудь.
Потом выстрелил в меня.
Потом он громко свистнул,
И вдруг, как из-под земли,
Нас окружили в при́ступ
Окло двухсот негодяев.
Машинисту связали руки,
В рот запихали платок.
Потом я услышал стуки
И взрыв, где лежал песок.
Метель завывала чертом.
В плече моем ныть и течь.
Я притворился мертвым
И понял, что надо бечь.
Я знаю этого парня,
Что орудует в этих краях.
Он, кажется, родом с Украйны
И кличку носит Номах.
Вбегает 2-й красноармеец.
Рельсы в полном порядке!
Так что, выходит, обман…
(хватаясь за голову)
И у него не хватило догадки.
О чем говорили на воклазе N в следующий день
(один около стола с телефоном)
Если б я не был обижен,
Я, может быть, и не сказал,
Но теперь я отчетливо вижу,
Что он плюнул мне прямо в глаза.
Входят Рассветов, Лобок и Чекистов.
Я же говорил, что это место
Считалось опасным всегда.
Уже с прошлого года
Что он со всей бандой перебрался сюда.
Что мне из того, что ты знал?
Узнай, где теперь он.
Ты, Замарашкин, идиот!
Я будто предчувствовал.
Бросьте вы к черту ругаться.
Это теперь не помога.
По каким они скрылись дорогам.
Метель замела все следы.
Пустяки, мы следы отыщем.
Не будем ставить громоздко
Вопрос, где лежат пути.
Я знаю из нашего розыска
Ищейку, каких не найти.
Это шанхайский китаец.
Он коммунист, и притом,
Под видом бродяги слоняясь,
Знает здесь каждый притон.
Это, пожалуй, дело.
Как зовут китайца?
Уж не Литза ли Хун?
О, про него много говорят теперь.
Тогда Номах в наших лапах.
Но, я думаю… Номах
Тоже не из тетерь…
Он чует самый тонкий запах.
Потом ведь нам очень важно
Поймать его не пустым…
Нам нужно вернуть покражу…
Но золото, может, не с ним…
Золото, конечно, не при нем.
Но при слежке вернем и пропажу.
Нужно всех их забрать живьем…
Под кнутом они сами расскажут.
Что же: звоните в розыск.
(подходит к телефону)
Тайный притон с паролем «Авдотья, подними подол».
2 тайных посетителя. Кабатчица, судомойка и подавщица.
Спирт самый чистый, самый настоящий!
Сама бы пила, да деньги надо.
Хоть утром, хоть в полночь —
Я всегда вам рада.
Входят Номах, Барсук и еще 2 повстанца.
Номах в пальто и шляпе.
Привет тетке Дуне!
Мое вам почтение, молодые люди.
Дай-ка и нам по баночке клюнуть.
С перезябу-то легче, пожалуй, будет.
Садятся за стол около горящей печки.
Сейчас, мои дорогие!
Сейчас, мои хорошие!
Холод зверский. Но… все-таки
Я люблю наши русские вьюги.
Мне все равно. Что вьюга, что дождь…
Что лучше во всей округе не найдешь.
Я не люблю вьюг,
Зато с удовольствием выпью.
Когда крутит снег,
На птичьем дворе гусей щиплют.
Вкус у меня раздражительный,
Аппетит, можно сказать, — неприличный,
А потому я хотел бы положительно
Говядины или птичины.
Сейчас, мои желанные…
(Ставит спирт и закуску.)
Что за люди… сидят здесь… окол.
Люди не простого рода,
Я знаю их 2 года.
Посетители — первый класс,
Каких нынче мало.
У меня уж набит глаз
В оценке материала.
Люди ловкой игры.
Оба — спецы по винам.
Торгуют из-под полы
И спиртом, и кокаином.
Не беспокойтесь! У них
Щербатов и Платов.
Посетители начинают разговаривать.
Вы бы нам на гитаре
Эх, Авдотья Петровна!
Кабы нам назад лет 8,
Ишь чего хочет, сволочь!
Невозвратное время! Невозвратное время!
Пью за прекрасную
Разве нынче народ пошел?
Подлец на подлеце
И на трусе трус.
То, что было в стране благородно.
Ах, Авдотья Петровна!
Сыграйте, Авдотья Петровна,
Сыграйте нам вальс
Да, родимые! да, сердешные!
Это не жизнь, а сплошное безобразие.
Я ведь тоже была
И училась в первой
Спойте! Спойте, Авдотья Петровна!
Спойте «Все, что было»!
Дайте с посудой справиться.
Пожалуйста, Авдотья Петровна!
Через кухонные двери появляется китаец.
Сыамый лыучий опий.
Если б не сытрадал.
Куришь, колица виюца,
Сыамый лыучий опий.
Эй, ходя! Давай 2 трубки.
Хыодя очень бедыный.
Тывой шибко живет,
Мой очень быледный.
Курить на кухню.
На кухню, так на кухню.
(Покачиваясь, идет с Платовым на кухню. Китаец за ними.)
Ну и народец здесь.
О всех веревка плачет.
Если так говорить,
В том числе и о нас.
Разве ты себя считаешь негодяем?
Ворон на дереве.
К столику подходит подавщица.
Сегодня в газете…
Пишут, что вы разгромили поезд,
Убили коменданта и красноармейца.
За вами отправились в поиски.
Говорят, что поймать надеются.
Обещано 1000 червонцев.
С описанием ваших примет:
Замарашкин не выдержал.
Я говорил, что его нужно было
Прикончить, и дело с концом.
Тогда б ни одно рыло
Кто справился с мертвецом.
Ты слишком кровожаден.
То и этих двоих
Не позволил убить…
Ведь так просто
Нет! это не так уж просто.
В живом остается протест.
Молчат только те — на погостах,
На ком крепкий камень и крест.
Мертвый не укусит носа,
Куда деть слитки
Я сегодня в 12 в Киев.
Паспорт у меня есть.
Вас не знают, кто вы такие,
Потому оставайтесь здесь…
Телеграммой я дам вам знать,
Обязательно тыщ 25
На песок закупить валюты.
Пусть они поумерят прыть —
Мы мозгами немного побольше…
Часть возьму я с собой,
Остальное пока зарыть…
После можно отправить в Польшу.
У меня созревает мысль
О российском перевороте,
Лишь бы только мы крепко сошлись,
Как до этого в нашей работе.
Я не целюсь играть короля
И в правители тоже не лезу,
Но мне хочется погулять
И под порохом, и под железом.
Мне хочется вызвать тех,
Что на Марксе жиреют, как янки.
Мы посмотрим их храбрость и смех,
Когда двинутся наши танки.
Мы всегда готовы.
Я как-то отвык без войны.
Мы все по ней скучаем.
Стало тошно до чертиков
Под юбкой сидеть у жены
И живот напузыривать чаем.
Денег нет, чтоб пойти в кабак,
Сердце ж спиртику часто хочет.
Я от скуки стал нюхать табак —
Хоть немного в носу щекочет.
Ну, а теперь пора.
До 12 четверть часа.
(Бросает на стол два золотых.)
Может быть, проводить?
Ни в коем случае.
(Быстро прощается и уходит.)
Из кухни появляется китаец и неторопливо выходит вслед за ним. Опьяневшие посетители садятся на свои места. Барсук берет шапку, кивает товарищам на китайца и выходит тоже.
Я совсем ничего не чувствую.
Это виноват кокаин.
Нет, это не кокаин.
Я всего лишь одну понюшку.
По-моему, этот китаец
Жулик и шарлатан!
Ну и народ пошел!
Ах, Авдотья Петровна!
Сыграйте нам, Авдотья Петровна, вальс…
Сыграйте нам вальс
(Тычется носом в стол. Платов тоже.)
Повстанцы молча продолжают пить. Кабатчица входит с гитарой. Садится у стойки и начинает настраивать.
На вокзале N
Рассветов и Замарашкин. Вбегает Чекистов.
Замарашкин, ты не брехун!
«Я Киев. Золото здесь.
(Передает телеграмму Рассветову.)
Все это очень хорошо,
Но что нужно ему ответить?
Конечно, взять на цугундер!
В этом мало радости —
Когда на свободе
Будет 200 других.
Других мы поймаем потом.
С другими успеем после…
Из притона в притон,
Пьют спирт и играют в кости.
Мы возьмем их в любом кабаке.
В них одних, без Номаха,
Нужно крепко держать в руке
Теперь он от нас не уйдет,
Особенно при сотне нянек.
Он их сцапает в рот,
Как самый приятный
И легкий пряник.
Когда будут следы к другим,
Мы возьмем его в 2 секунды.
Я не знаю, с чего вы
Вдолбили себе в мозги —
На цугундер да на цугундер.
Нам совсем не опасен
И скажу вам, коллега, вкратце,
Что всегда лучше
К общему центру организации.
Нужно мыслить без страха.
Послушайте, мой дорогой:
Мы уберем Номаха,
Но завтра у них будет другой.
Дело совсем не в Номахе,
А в тех, что попали за борт.
Нашей веревки и плахи
Ни один не боится черт.
Страна негодует на нас.
В стране еще дикие нравы.
Здесь каждый Аким и Фанас
Бредит имперской славой.
Еще не изжит вопрос,
Кто ляжет в борьбе из нас.
Отчизны своей не продаст.
Прет на его рожон.
Мужик если гневен не вслух,
То завтра придет с ножом.
Повстанчество есть сигнал.
Поэтому сказ мой весь:
Тот, кто крыло поймал,
Должен всю птицу съесть.
Клянусь всеми чертями,
Даст вам крылом по морде
И улетит из-под носа.
Это не так просто.
Пожалуй, очень просто.
Мы усилим надзор
Как мышь в мышеловку.
Но только тогда этот вор
Получит свою веревку,
Когда хоть бандитов сто
Будет качаться с ним рядом,
Чтоб чище синел простор
Это превышение власти —
Этот округ вверен мне.
Мне нужно поймать преступника,
А вы разводите теорию.
Как хотите, так и называйте.
Чтоб больше наш спор
Мы сегодня ж дадим ответ:
Наблюдайте за золотом.
Больше приказов нет».
Чекистов быстро поворачивается, хлопает дверью и выходит в коридор.
Тогда я поеду сам.
Хорошо обставленная квартира. На стене большой, во весь рост, портрет Петра Великого. Номах сидит на крыле кресла, задумавшись. Он, по-видимому, только что вернулся. Сидит в шляпе. В дверь кто-то барабанит пальцами. Номах, как бы пробуждаясь от дремоты, идет осторожно к двери, прислушивается и смотрит в замочную скважину.
(входит и закрывает дверь)
Это значит — тревога.
Нужно быть наготове.
Немедленно нужно в побег.
И не вас одного, а всех.
Откуда ты узнал это?
Конечно, не высосал из пальцев.
Вы помните тот притон?
А помните одного китайца?
Лишь только тогда вы скрылись,
Он последовал за вами.
Через несколько минут
Я видел, как вы сели в вагон,
Как он сел в соседний.
Потом осторожно, за золотой
Я здесь, как и вы,
Посмотрим, кто кого перехитрит?
Но это еще не все.
Я следил за ним, как лиса.
И вчера, когда вы выходили
Он был более полчаса
И рылся в вашей квартире.
Потом он, свистя под нос,
Пошел на вокзал…
Предо мной стоял вопрос —
Что хочет он, черт желтокожий…
На синем телеграфном бланке
Еле сдерживаясь от мести,
От чего у меня чуть не скочили штаны —
Он писал, что вы здесь,
И спрашивал об аресте.
Да… Это немного пахнет…
По-моему, не немного, а очень много.
Нужно скорей в побег.
Всем нам одна дорога —
Поле, леса и снег,
Пока доберемся к границе,
Я не привык торопиться,
Когда вижу опасность вблизи.
Пусть будет так.
Видишь ли, Барсук, —
Я люблю опасный момент,
Как поэт — часы вдохновенья,
Тогда бродит в моем уме
Я ведь не такой,
Каким представляют меня кухарки.
Мозг и гнев весь я.
Мой бандитизм особой марки.
Он сознание, а не профессия.
Слушай! я тоже когда-то верил
В любовь, геройство и радость,
Но теперь я постиг, по крайней мере,
Я понял, что все это
Долго валялся я в горячке адской,
Насмешкой судьбы до печенок израненный.
Мудростью своей кабацкой
Все выжигает спирт с бараниной…
Теперь, когда судорога
И лицо, как потухающий фонарь в тумане,
Я не строю себе никакого чучела.
Мне только осталось —
Озорничать и хулиганить…
Всем, кто мозгами бедней и меньше,
Кто под ветром судьбы не был нищ и наг,
Оставляю прославлять города и женщин,
А сам буду славить
Преступников и бродяг.
Куда не вглядись, куда не пойди ты —
Видишь, как в пространстве,
Скачут и идут закостенелые бандиты.
Это все такие же
Разуверившиеся, как я…
А когда-то, когда-то…
До костей весь пропахший
Я пришел в этот город с пустыми руками,
Но зато с полным сердцем
И не пустой головой.
Я шел с революцией,
Я думал, что братство не мечта и не сон,
Что все во единое море сольются —
Все сонмы народов,
Ну что же мы взяли взамен?
Пришли те же жулики, те же воры
И вместе с революцией
Всех взяли в плен…
Но к черту все это!
Я далек от жалоб.
Так пускай начинается.
Лишь одного я теперь желаю,
Как бы покрепче…
Как бы покрепче
Признаться, меня все это,
(Подходит к окну.)
О! Что это? Боже мой!
Номах! Мы окружены!
На улице милиция.
О! Их всего четверо…
Скорей выходи из квартиры.
У меня есть ящик стекольщика
И спускайся вниз…
Будто вставлял здесь стекла…
Я положу в ящик золото…
Жди меня в кабаке «Луна».
(Бежит в другую комнату, тащит ящик и фартук.)
Барсук быстро подвязывает фартук. Кладет ящик на плечо и выходит.
(прислушиваясь у двери)
(Отскакивает от двери. В дверь стучат. Как бы раздумывая, немного медлит. Потом неслышными шагами идет в другую комнату.)
Чекистов, Литза-Хун и 2 милиционера.
Как будто ни души.
(с хорошим акцентом)
Всегда… Когда он уходит.
Я был здесь, когда его не было,
И так же горел огонь.
У меня есть отмычка.
То надо устроить засаду.
(Вынимает браунинг и заглядывает в квартиру.)
Тс… Я сперва один.
Спрячьтесь на лестнице.
У меня бесшумные туфли…
Я дам свисток или выстрел.
(Входит в квартиру и закрывает дверь.)
(прижимая в знак молчания палец к губам)
Нужен один милиционер,
К черному выходу.
(Берет одного милиционера и крадучись проходит через комнату к черному выходу.)
Через минуту слышится выстрел, и испуганный милиционер бежит обратно к двери.
Китаец ударил мне в щеку
И удрал черным ходом.
Он опять нас провел.
Милиционеры бросаются развязывать.
(выпихивая освобожденными руками платок изо рта)