Комиссар из охраны железнодорожной линии Чекистов
Замарашкин — сочувствующий коммунистам. Доброволец.
Комиссары приисков Чарин.
Советский сыщик Литза — Хун.
Снежная чаща. Железнодорожная будка Уральской линии.
Чекистов, охраняющий линию, ходит с одного конца в другой.
Ну и ночь! Что за ночь!
Черт бы взял эту ночь
С… адским холодом,
И такой темнотой,
С тем, что нужно без устали
Мой наган размозжит твой череп!
Стой, холера тебе в живот.
Легче бранись, Чекистов!
От ругательств твоих
Даже у будки краснеют стены.
И с чего это, брат мой,
Это ж… я… Замарашкин…
Черт с тобой, что ты Замарашкин!
Я ведь не собака,
Чтоб слышать носом.
Ох, и зол же ты, брат мой.
Аж до печенок страшно…
Я уверен, что ты страдаешь
Ну, конечно, страдаю!
От этой проклятой селедки
Может вконец развалиться брюхо.
Если б теперь… рюмку водки…
Я бы даже не выпил…
Знаешь? Когда эту селедку берешь
Что вся она набита рисом…
Жирные белые черви…
Дьявол нас, знать, занес
К этой грязной мордве
И вонючим черемисам!
Когда выпал такой нам год?
Скверный год! Отвратительный год!
Там… За Самарой… Я слышал…
Люди едят друг друга…
Такой выпал нам год!
И к тому же еще чертова вьюга.
Мать твою в эт-твою
Ветер, как сумасшедший мельник,
Крутит жерновами облаков
А народ ваш сидит, бездельник,
И не хочет себе ж помочь.
Нет бездарней и лицемерней,
Чем ваш русский равнинный мужик!
Коль живет он в Рязанской губернии,
Так о Тульской не хочет тужить.
То ли дело Европа?
Там тебе не вот эти хаты,
Которым, как глупым курам,
Головы нужно давно под топор…
С каких это пор
Ты стал иностранец?
Я знаю, что ты еврей,
Фамилия твоя Лейбман,
И черт с тобой, что ты жил
Все равно в Могилеве твой дом.
Я гражданин из Веймара
И приехал сюда не как еврей,
А как обладающий даром
Укрощать дураков и зверей.
Я ругаюсь и буду упорно
Проклинать вас хоть тысячи лет,
Потому что хочу в уборную,
А уборных в России нет.
Странный и смешной вы народ!
Жили весь век свой нищими
И строили храмы божие…
Да я б их давным-давно
Перестроил в места отхожие.
Что скажешь, Замарашкин?
Или тебе обидно,
Что ругают твою страну?
Бедный! Бедный Замарашкин…
Черт-те что ты городишь, Чекистов!
Мне нравится околесина.
Видишь ли… я в жизни
Был бедней церковного мыша
И глодал вместо хлеба камни.
Но у меня была душа,
Которая хотела быть Гамлетом.
Глупая душа, Замарашкин!
А когда я немного подрос,
Слышатся чьи-то шаги.
Тише… Помолчи, голубчик…
Кажется… кто-то… кажется…
Черт бы взял этого мерзавца Номаха
И всю эту банду повстанцев!
Я уверен, что нынче ночью
Ты заснешь, как плаха,
А он опять остановит поезд
И разграбит станцию.
Я думаю, этой ночью он не придет.
Нынче от холода в воздухе
Для конницы нынче
Дорога скользка, как лед,
А с пехотой прийти
Он и сам побоится.
Нет! этой ночью он не придет!
Будь спокоен, Чекистов!
Это просто с мороза проскрипело дерево…
Хорошо! Я спокоен. Сейчас уйду.
Продрог до костей от волчьей стужи.
А в казарме сегодня,
Из прогнившей картошки
Эх ты, Гамлет, Гамлет!
Мать твою в эт-твою!
Некоторое время Замарашкин расхаживает около будки один. Потом неожиданно подносит руку к губам и издает в два пальца осторожный свист. Из чащи, одетый в русский полушубок и в шапку-ушанку, выскакивает Номах.