Сергей есенин ветер ветер с юга

Жизнь держи, как коня, за узду,

Посылай всех и каждого на хуй,

Чтоб тебя не послали в пизду!

Есенин С. А. — «Ветер веет с юга и луна взошла»

Что же ты, блядюга,

Ночью не пришла?

Не явилась днем.

Думаешь, мы дрочим?

Нет! Других ебём!

Есенин С. А. «Пой же, пой. На проклятой гитаре»

Пальцы пляшут твои вполукруг.

Захлебнуться бы в этом угаре,

Мой последний, единственный друг.

И с плечей ее льющийся шелк.

Я искал в этой женщине счастья,

А нечаянно гибель нашел.

Я не знал, что любовь — чума.

Подошла и прищуренным глазом

Хулигана свела с ума.

Нашу прежнюю буйную рань.

Пусть целует она другова,

Молодая, красивая дрянь.

Ах, постой. Я ее не кляну.

Дай тебе про себя я сыграю

Под басовую эту струну.

В сердце снов золотых сума.

Много девушек я перещупал,

Много женщин в углу прижимал.

Подсмотрел я ребяческим оком:

Лижут в очередь кобели

Истекающую суку соком.

Так чего ж мне болеть такому.

Наша жизнь — простыня да кровать.

Наша жизнь — поцелуй да в омут.

Этих рук роковая беда.

Только знаешь, пошли их на хуй.

Не умру я, мой друг, никогда.

Гармонист пальцы льет волной.

Пей со мною, паршивая сука,

Что ж ты смотришь так синими брызгами?

Иль в морду хошь?

До печенок меня замучила

Мне бы лучше вон ту, сисястую, —

Но с такой вот, как ты, со стервою

Лишь в первый раз.

То здесь, то там.

Я с собой не покончу,

Дорогая, я плачу,

имеющим ванную и теплый клозет!

Как вам не стыдно о представленных к Георгию

вычитывать из столбцов газет?

думающие нажраться лучше как, —

может быть, сейчас бомбой ноги

выдрало у Петрова поручика.

вдруг увидел, израненный,

как вы измазанной в котлете губой

похотливо напеваете Северянина!

жизнь отдавать в угоду?!

Я лучше в баре блядям буду

подавать ананасную воду!

Маяковский В. В. «Вы любите розы? А я на них срал»

а я на них срал!

стране нужны паровозы,

нам нужен металл!

коль выполнил план,

Маяковский В. В. — «Гимн онанистов»

Маяковский В. В. — «Лежу на чужой жене»

но мы не ропщем —

Маяковский В. В. — «Эй, онанисты»

к вашим услугам

Не води так томно оком,

Круглой жопкой не верти,

Сладострастьем и пороком

Своенравно не шути.

Не ходи к чужой постеле

И к своей не подпускай,

Ни шутя, ни в самом деле

Нежных рук не пожимай.

Знай, прелестный наш чухонец,

Юность долго не блестит!

Знай: когда рука господня

Разразится над тобой

Все, которых ты сегодня

Зришь у ног своих с мольбой,

Сладкой влагой поцелуя

Не уймут тоску твою,

Хоть тогда за кончик хуя

Ты бы отдал жизнь свою.

О как мила твоя богиня.1

За ней волочится француз,

У нее лицо как дыня,

Зато жопа как арбуз.2

К тебе мой глас. к тебе взываю из пустыни,

Где шумная толпа теснится столько дней

И где так мало я нашел еще людей.

Прими мой фимиам летучий и свободный,

Незрелый слабый цвет поэзии народной.

Ты покровитель наш, в святых стенах твоих

Я не боюсь врагов завистливых и злых,

Под сению твоей не причинит нам страха

Ни взор Михайлова, ни голос Шлиппенбаха

Едва от трапезы восстанут юнкера,

Хватают чубуки, бегут, кричат: пора!

Народ заботливо толпится за дверями.

Вот искры от кремня посыпались звездами,

Из рукава чубук уж выполз, как змея,

Гостеприимная отдушина твоя

Открылась бережно, огонь табак объемлет.

Приемная труба заветный дым приемлет.

Когда ж Ласковского приходит грозный глаз,

От поисков его ты вновь скрываешь нас,

И жопа белая красавца молодого

Является в тебе отважно без покрова.

Но вот над школою ложится мрак ночной,

Клерон уж совершил дозор обычный свой,

Давно у фортепьян не раздается Феня.

Последняя свеча на койке Беловеня

Угасла, и луна кидает бледный свет

На койки белые и лаковый паркет.

Вдруг шорох, слабый звук и легкие две тени

Скользят по каморе к твоей желанной сени,

Вошли. и в тишине раздался поцалуй,

Краснея поднялся, как тигр голодный, хуй,

Хватают за него нескромною рукою,

Прижав уста к устам, и слышно: «Будь со мною,

Я твой, о милый друг, прижмись ко мне сильней,

Я таю, я горю. » И пламенных речей

Не перечтешь. Но вот, подняв подол рубашки,

Один из них открыл атласный зад и ляжки,

И восхищенный хуй, как страстный сибарит,

Над пухлой жопою надулся и дрожит.

Уж сближились они. еще лишь миг единый.

Но занавес пора задернуть над картиной,

Пора, чтоб похвалу неумолимый рок

Не обратил бы мне в язвительный упрек.

Лермонтов М. Ю. — «Расписку просишь ты, гусар»

Я получил твое посланье;

Родилось в сердце упованье,

И легче стал судьбы удар;

Твои пленительны картины

И дерзкой списаны рукой;

В твоих стихах есть запах винный,

А рифмы льются малафьёй.

Тебя в пророки избрала;

Давно для глаз твоих природа

Покров обманчивый сняла;

Чуть тронешь ты жезлом волшебным

Хоть отвратительный предмет,

Стихи звучат ключом целебным,

И люди шепчут: он поэт!

Премудрый пастырь Аарон

Услышал плач и вопль народный

И жезл священный поднял он,

И на челе его угрюмом

Надежды луч блеснул живой,

И тронул камень он немой, —

И брызнул ключ с приветным шумом

Я предлагал свою любовь!

Ни наша жизнь, ни наша кровь

Ее души не тронет твердой.

Слезами только буду сыт,

Хоть сердце мне печаль расколет.

Она на щепочку нассыт,

Но и понюхать не позволит.

Пушкин А. С. — «Желал я душу освежить»

Бывалой жизнию пожить

В забвеньи сладком близ друзей

Минувшей юности моей.

Я ехал в дальные края;

Не шумных блядей жаждал я,

Искал не злата, не честей,

В пыли средь копий и мечей.

Он был бедняк, а тот богач.

«Смотри, сказал певец безмудый, —

Мои алмазы, изумруды —

Я их от скуки разбирал.

А! кстати, брат, — он продолжал, —

Когда тебе бывает скучно,

Ты что творишь, сказать прошу».

В ответ бедняга равнодушно:

— Я? я муде себе чешу.

Я Блудову желаю

Ко древнему Дунаю

И мать его ебти.

Ты помнишь ли, ах, ваше благородье,

Мусье француз, говенный капитан,

Как помнятся у нас в простонародье

Над нехристем победы россиян?

Хоть это нам не составляет много,

Не из иных мы прочих, так сказать;

Но встарь мы вас наказывали строго,

Ты помнишь ли, скажи, ебена твоя мать?

Перешагнув, напал на вас врасплох?

Как наш старик трепал вас, живодеров,

И вас давил на ноготке, как блох?

Хоть это нам не составляет много,

Не из иных мы прочих, так сказать;

Но встарь мы вас наказывали строго,

Ты помнишь ли, скажи, ебена твоя мать?

На нас одних ваш Бонапарт-буян?

Французов видели тогда мы многих жопу,

Да и твою, говенный капитан!

Хоть это нам не составляет много,

Не из иных мы прочих, так сказать;

Но встарь мы вас наказывали строго,

Ты помнишь ли, скажи, ебена твоя мать?

Вдруг одурел, как бубен гол и лыс,

Как на огне московского пожара

Вы жарили московских наших крыс?

Хоть это нам не составляет много,

Не из иных мы прочих, так. сказать;

Но встарь мы вас наказывали строго,

Ты помнишь ли, скажи, ебена твоя мать?

Ты, наш мороз среди родных снегов

И батарей задорный подогревец,

Солдатской штык и петлю казаков?

Хоть это нам не составляет много,

Не из иных мы прочих, так сказать;

Но встарь мы вас наказывали строго,

Ты помнишь ли, скажи, ебена твоя мать?

Где наш казак иль полковой наш поп

Морочил вас, к винцу подсев поближе,

И ваших жен похваливал да еб?

Хоть это нам не составляет много,

Не из иных мы прочих, так сказать;

Но встарь мы вас наказывали строго,

Ты помнишь ли, скажи, ебена твоя мать?

• Лучшие сверху
• Первые сверху
• Актуальные сверху

47 комментариев

Тебя мы все очень

Стихи наши пошлые!

И в рот, если честно,

Все бредни кобылы сивой!

Ребят, вы достали.

— Владимир! А это правда, что Вы можете сочинить стихотворение прямо с ходу, на месте?

— Конечно! — говорит подвыпивший поэт революции, — Давайте тему!

— Ну, вот видите, в канаве — пьяница валяется.

Маяковский, гордо выпрямившись, громогласно начинает:

Иди блядей своих еби.

Я в Париже Живу как денди,

Женщин имею до ста.

Мой хуй как сюжет в легенде

Переходит из уст в уста

«Ебите баб на свежем сене.

С любовью к Вам

Стоит баба с жопой метр на метр

В очереди за продовольствием.

Отрастить бы себе хер

Я хочу себе женщину

Я прижал бы ее силой к дереву

И в задницу,задницу,задницу

P/S/Автору поста спасибо,некоторые стихи не видела.

У тебя всего 5 комментариев за 2 года и почти 4 месяца, один из них я нашел)))

Взять того же А. Толстого «Баня», или Д. Свифта «Эротические приключения Гулливера»

К кастрату раз пришел скрыпач,

Он был бедняк, а тот богач.

«Смотри, сказал певец безмудый, —

Мои алмазы, изумруды —

Я их от скуки разбирал.

А! кстати, брат, — он продолжал, —

Когда тебе бывает скучно,

Ты что творишь, сказать прошу».

В ответ бедняга равнодушно:

— Я? я муде себе чешу.

Что такое русский бог?

Вот его вам начертанье,

Сколько я заметить мог.

Бог мучительных дорог,

Станций — тараканьих штабов,

Вот он, вот он русский бог.

Нищих вдоль и поперек,

Бог имений недоходных,

Вот он, вот он русский бог.

Бог лаптей и пухлых ног,

Горьких лиц и сливок кислых,

Вот он, вот он русский бог.

Душ, представленных в залог,

Бригадирш обоих полов,

Вот он, вот он русский бог.

Бог дворовых без сапог,

Бар в санях при двух лакеях,

Вот он, вот он русский бог.

К умным беспощадно строг,

Бог всего, что есть некстати,

Вот он, вот он русский бог.

Не к лицу, не под итог,

Бог по ужине горчицы,

Вот он, вот он русский бог.

К нам зашедших за порог,

Бог в особенности немцев,

Вот он, вот он русский бог.

Сегодня следуя душой

С тобой цалуюсь, ангел мой.

А завтра к вере Моисея

За поцалуй я не робея Готов, еврейка, приступить —

И даже то тебе вручить,

Чем можно верного еврея

От православных отличить.

За свой мундир и черный ус,

Другой за деньги — понимаю,

Другой за то, что был француз,

Клеон — умом ее стращая,

Дамис — за то, что нежно пел.

Скажи теперь, мой друг Аглая,

За что твой муж тебя имел?

В убогой наготе лежал.

Не отличился в жарком деле

Не думав милого обидеть,

Взяла Лаиса микроскоп

И говорит: «Позволь увидеть,

Чем ты меня, мой милый, ёб».

глава в крученыховском аде.

руки твои, исступленный, гладил.

Сегодня сидишь вот,

сердце в железе.

можешь быть, изругав.

В мутной передней долго не влезет

сломанная дрожью рука в рукав.

тело в улицу брошу я.

дай простимся сейчас.

тяжкая гиря ведь —

куда ни бежала б.

Дай в последнем крике выреветь

горечь обиженных жалоб.

Если быка трудом уморят —

разляжется в холодных водах.

Кроме любви твоей,

а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.

Захочет покоя уставший слон —

царственный ляжет в опожаренном песке.

Кроме любви твоей,

а я и не знаю, где ты и с кем.

Если б так поэта измучила,

любимую на деньги б и славу выменял,

ни один не радостен звон,

кроме звона твоего любимого имени.

И в пролет не брошусь,

и курок не смогу над виском нажать.

кроме твоего взгляда,

не властно лезвие ни одного ножа.

что тебя короновал,

что душу цветущую любовью выжег,

и суетных дней взметенный карнавал

растреплет страницы моих книжек.

Слов моих сухие листья ли

последней нежностью выстелить

твой уходящий шаг.

Практически всё,что приписывают Маяковскому было написано в его стиле современными писаками.

А по поводу названия — «Маяк»,это название я услышал когда по ТВ смотрел мемуары Валентина Зорина,он-то,зачитывая,произнес это название.