Сестре Шуре
Нам с тобой их не счесть никогда.
Сердцу снится душистый горошек,
И звенит голубая звезда.
Только помню с далекого дня —
На лежанке мурлыкал котенок,
Безразлично смотря на меня.
Но под бабкину песню вскок
Он бросался, как юный тигренок,
На оброненный ею клубок.
А еще через несколько лет
Из кота того сделали шапку,
А ее износил наш дед.
У нас в глазах не видно боли.
Но боль пришла — их нету боле:
В кошачьем сердце нет стыда!
Их обучать домашней роли.
Они бегут от рабской доли.
В кошачьем сердце рабства нет!
Как ни балуй в уютной холе,
Единый миг — они на воле:
В кошачьем сердце нет любви!
Я разогнал собак. Она еще
Жила. И крови не было заметно
Снаружи. Наклонившись, я сперва
Не разглядел, как страшно искалечен
Несчастный зверь. Лишь увидав глаза,
Похолодел от ужаса. (Слепит
Сиянье боли.) Диким напряженьем
Передних лап страдалица тащила
Раздробленное туловище, силясь
Отнять его у смерти. Из плаща
Носилки сделал я. Почти котенок,
Облезлая, вся в струпьях. На диване
Она беззвучно мучилась. А я
Метался и стонал. Мне было нечем
Ее убить. И потому слегка,
От нежности бессильной чуть не плача,
Я к жаркому затылку прикоснулся
И почесал за ушками. Глаза
Слепящие раскрылись изумленно,
И (господи! забуду ли когда?)
Звереныш замурлыкал. Неумело,
Пронзительно и хрипло. Замурлыкал
Впервые в жизни. И, рванувшись к ласке,
Забился в агонии.
Мне кажется завидной эта смерть.
       Памяти моего кота
Ты был к злодеям сопричтен.
И жил, и умер ты иначе,
Чем божий требует закон.
Но в глухоте одной тюрьмы.
Мы оба плакать не хотели,
Мурлыкать не умели мы.
Бежали в немоте своей,
Поэт — от ближнего и бога,
А кот — от кошек и людей.
Ты пожелал молиться мне,
Как я молился той, которой
Не постигал в земном огне.
Был каждый розно обречен.
И ты людей возненавидел,
Как я божественный закон.
В безлюдье, в холод, в пустоту,
Ты влез туда, где стынут трубы,
Где звезды страшные цветут.
Ты ждал — часы, года, века,-
Чтоб обняла, чтоб приютила
Тебя хозяйская рука.
Сгорая в медленном бреду,
Ты до конца не мог поверить,
Что я не вспомню, не приду.
Такой же смертью я умру.
Я тоже спрячусь под стропила,
Забьюсь в чердачную дыру.
И ожиданья горький бред.
И смертный час мой будет тоже
Ничьей любовью не согрет.
который любит русский язык
«Вас сколько в семье?» —
Наш сын, наша дочь,
Наша кошка, наш кот».
Счетовод (у него был
Если смею сказать:
то есть, жена мне,
А детям, да кошке,
«То есть, Вы и жена,
Да и сын, да и дочь,
Да и кошка, да кот!»
И стал он задумчивым,
Уже у него по лицу течет пот.
У нас-то включаются
И котик и кошечка
«Остается же факт,
Что домашних животных
У нас не включают
В государственный акт!»
«Дело же в том, что
Я семью понимаю иначе, чем Вы!»
Я сказал, — «хоть на год!
У Вас свое -«четверо»,
А наше — сын, дочь,
Да и кошка, да кот!»
          К Кейси, с любовью
Сегодня скончался друг.
Правда, не друг-человек, а все же, верный друг.
этот ноотделимый от своей зимней шубы друг
был активным участником в наших делах,
входил, по силам, в наш семейный круг —
угощал нас своей
пришел к нам от соседки
этот неизменно одетый в золотом и белом друг.
Неохотно, по необходимости,
она его в наши руки отдала.
В первые годы, время от времени,
она его и навещала,
когда, случайно, ей был досуг,
до того, как переехала
стали его любить как члена семьи,
ценить его как верного друга стали,
неизменно милого, доброго, любящего,
унаследовавшего все лучшие черты
всех своих предшественников в этой роли.
он был нам подушкой сочувствия.
еще одним предметом нашей радости.
Когда мы были в его присутствии,
он принимал нас с приветливым молчанием.
А когда нас не было,
терпеливо ждал, пока не вернулись.
Когда мы его ласкали,
всегда награждал нас мурлыканьем.
Когда его кормили,
всегда всё принимал с громким ликованием.
Не словом, а делом
выражал благодарность всем своим телом.
Не отчасти, а целиком
обрадовал нас всем своим существом.
и наконец его совсем «не стало»,
быть может, он на новую жизнь лишь встал.
и новая пора его застала.
сбросить с себя свой прежний, внешний вид
и переодетъся в «новую одежду»,
у нас ему все-таки удалось
духовную суть свою навечно сохранть,
на жизнь вечную дать новую надежду.
Еще он входит в наш семейный круг.
Вплоть до конца и дальше, навсегда,
Кейси — наш верный, постоянный друг.
15 октября 1998 г.
Если вы знаете какие-нибудь хорошие стихи о кошках, присылайте мне по адресу nastya@polly.phys msu.ru
А зачем и почему?
Не понять мне эту кошку,
И себя я не пойму.
Сядем вместе на окошко,
Выгнем спину, замурчим,
Посмеёмся над прохожим,
На собаку пошипим.
Время лечит и калечит,
Только кошке все равно.
Девять жизней тратить легче,
Если знаешь для кого.
Свернулся маленький комочек-
Котёнок- просто маленькая кошка-
Любимая и ласковая очень.
Мурлыкала тому, кого любила,
Кому доверилась, кто подарил ей ласку,
С кем одиночество и боль обид забыла.
Такую тёплую, пушистую, родную.
Он знал, что за неё теперь в ответе-
Он приручил её+ Он полюбил такую.
Безумно радовался белым хлопьям снега.
Он знал, что тёплые ладони
Всегда спасут от холода и ветра.
То нужно лишь позвать Его, мяукнув-
Котёнок знал, что не посмотрят строго
Его глаза на преданного друга.
Котёнок ждал Его в пустой квартире,
И час за часом отмерял привычно,
И как обычно думал «не забыл ли?»
Но что-то в них не так- не то во взгляде-
И глянув на неё, Он осторожно
С ладошек отпустил- котёнка- рядом.
Он предал. Он забыл- нашел другую-
Он смел убить её надежду,
Прогнать её+ любимую, родную.
Бежал по снегу что есть силы.
И звал его к себе вечерний город
Забыть о том, что и его забыли.
Предательски кололся, обжигая лапки.
И знал котёнок, что уже ни в чём нет смысла,
Что никогда не будет всё в порядке.
Упал в холодные объятья белой вьюги,
Не чувствуя смертельного мороза-
Все мысли были о любимом друге.
И стало так тепло, как раньше на ладошке.
Теперь он с тем, о ком все его мысли.
Уснул котёнок- просто маленькая кошка.
Вьются светлые тени
И египетский контур
Может душу встревожить
Ты потянешься гибко,
И встает тень улыбки
Под скользящей рукой.
Знак забытых веков,
Пусть тебе будут сниться
Волны желтых песков.
Над барханами пальмы,
Крик гортанный побед,
И в вечернем тумане
Я — серенький чертенок.
Я точно знаю то, что любят «великаны»:
Волшебный звон, когда я бью стаканы,
Задев их налету хвостом,
На занавеску прыгну я потом.
Там повишу я на одном когте,
И ни в какой мечте,
Вам не услышать «вжисть» такого пения.
Оно вам сразу же поднимет настроение.
А я, собой довольный, на руках
Еще немножечко поплачу, понарошку.
И вы, волнуясь, протрете стекла на очках,
От радости такой сметаны мне нальете в плошку.
И я, насытившись, вам сделаю массаж груди,
Перебирая лапами, впивая коготочки в кожу.
Потом сострою глупенькую рожу, войду в кураж.
Массажем доведу я вас до верхней точки.
Ведь так, как я, — не рассмешат вас даже тараканы.
Люблю, и знаю вас я, — «великаны».
Прежде чем всё позабыть, оглянись назад —
Там, за порогом июля, в густой траве —
Кошка, которая помнит твои глаза,
Кошка, которая смотрит и смотрит вверх.
Там, наверху, два оранжевых мотылька
Бьются о стекла, царапают лунный диск.
Прежде, чем стать незнакомцем, подумай — как