Стихи евтушенко есенину

Счетчик посещений

ЕВТУШЕНКО Евгений

Евгений ЕВТУШЕНКО родился 18 июля 1933 года на станции Зима Красноярской области (ныне город в Иркутской области). Постоянно печатается с шестнадцати лет. В 1951–1954 годах учился в Литературном институте им. М. Горького. Член Союза писателей СССР с 1952 года. Автор сотен, если не тысяч, стихотворных, прозаических и публицистических произведений. В фильмах «Детский сад» (1984) и «Похороны Сталина» (1990) выступил как режиссер и актер. Лауреат Государственной премии 1984 года за поэму «Мама и нейтронная бомба». Был депутатом последнего созыва Верховного Совета СССР (1989–1991). Женат. Имеет пятерых сыновей. Последние годы живет и работает в США. Преподает в американских университетах русскую поэзию опираясь на свою антологию «Десять веков русской поэзии», над которой работает последнее десятилетие.

Первая книга — «Радуница» (1916). Один из основателей имажинизма. Есенин, может быть, самый русский поэт, ибо ничья другая поэзия настолько не происходила из шелеста берез, из мягкого стука дождевых капель о соломенные крыши крестьянских изб, из ржания коней на затуманенных утренних лугах, из побрякивания колокольцев на шеях коров, из покачивания ромашек и васильков, из песен на околицах. Стихи Есенина будто не написаны пером, а выдышаны самой русской природой. Его стихи, рожденные фольклором, постепенно сами превратились в фольклор. Пришедший из рязанского села в петроградские литературные салоны, Есенин в салонного поэта не превратился, и цилиндром, снятым с золотой головы после ночной пирушки, как будто ловил невидимых кузнечиков с полей своего крестьянского детства. Страшась исчезновения милого его сердцу патриархального уклада, он называл себя «последним поэтом деревни». Есенин воспевал революцию, но иногда, по собственному признанию, не понимая, «куда несет нас рок событии», опускался в трюм кабака накреняющегося от бурь корабля революции. Его поэзия порой была как растерявшийся жеребенок перед огнедышащим паровозом индустриализации. Есенина пронизывал страх стать «иностранцем» в своей собственной стране, но его опасения были напрасны. Национальные корни его поэзии были настолько глубоки, что тянулись за ним за моря-океаны во время его странствий, не отпуская, как родное блуждающее дерево. Не случайно он сам себя ощущал неотъемлемой частью русской природы — «как дерево роняет грустно листья, так я роняю грустные слова», а природу ощущал одним из воплощений себя самого, чувствуя себя то заледенелым кленом, то рыжим месяцем. Чувство родной земли перерастало у Есенина в чувство бескрайней звездной Вселенной, которую он тоже очеловечивал, одомашнивал: «Покатились глаза собачьи золотыми звездами в снег». Есенин, может быть, самый русский поэт и потому, что, пожалуй, ни в ком другом не было такой беззащитной исповедальности, хотя она иногда и прикрывалась буйством. Все его чувства, мысли, метания пульсировали с такой очевидностью, как голубые жилки под кожей, настолько нежнейше прозрачной, что она казалась несуществующей. Человеком, который написал «и зверье, как братьев наших меньших, никогда не бил по голове», мог быть только Есенин. И был действительно «цветком неповторимым» нашей поэзии. Не будучи риторическим гражданским поэтом, он дал пример высочайшего личного мужества в «Черном человеке» и во многих других стихах, когда шлепнул на стол истории свое дымящееся сердце, содрогающееся в конвульсиях, в комках кровавой слизи, настоящее живое сердце, непохожее на то сердце, которое превращают в червовый козырный туз ловкие поэтические картежники. Он повесился, написав кровью последнее стихотворение. По другим версиям — был убит.

друг друга мы браним —

Парнас российский дрязгами засеян.

но все мы чем-то связаны одним:

любой из нас хоть чуточку Есенин.

В колхозе от рожденья конь мой розовый.

Я, как Россия, более суров,

и, как Россия, менее березовый.

но сетовать, по-моему, напрасно,

и говорить, что к лучшему, —

ну а сказать, что к худшему, —

спутники в стране!

в пути неровном

и двадцать миллионов на войне,

на войне с народом.

Но где топор, что память враз отрубит?

Никто, как русскиe,

так не спасал других,

никто, как русскиe,

так сам себя не губит.

Но наш корабль плывет.

Когда мелка вода,

мы посуху вперед Россию тащим.

Что сволочей хватает,

вот это очень тяжко.

И жалко то, что нет еще тебя

И твоего соперника — горлана.

Я вам двоим, конечно, не судья,

но все-таки ушли вы слишком рано.

Когда румяный комсомольский вождь

и хочет наши души мять, как воск,

и вылепить свое подобье хочет,

его слова, Есенин, не страшны,

но тяжко быть от этого веселым,

и мне не хочется,

бежать вослед за этим комсомолом.

Порою горько мне, и больно это все,

и силы нет сопротивляться вздору,

и втягивает смерть под колесо,

Как шарф втянул когда-то Айседору.

все это не спасенье.

твоя искренность, Есенин.

И русская поэзия идет

вперед сквозь подозренья и нападки

и хваткою есенинской кладет

продувает оттаявшую свирель.

Пахнут даже кресты чуть смущенно весной,

продается в ларьке чернозем развесной,

и российскую землю к умершим на суд

в целлофановых мокрых мешочках несут.

Чьи-то пальцы вминают в нее семена.

Чьи-то губы линяют, шепча имена,

и тихонько зовет сквозь кресты и весну

указатель: «К Есенину», — вбитый в сосну.

Сторожихи, сжимая лопат черенки,

жгут бумажные выцветшие венки

и поверх всех смертей и бессмертий глядят,

серебря наконечники ржавых оград.

В каждом русском поверх его болей, обид

указатель: «К Есенину» — намертво вбит,

и приходит народ в чуть горчащем дыму

не к могиле Есенина — просто к нему.

Здесь бумажных цветов и нейлоновых нет.

Понимает народ — не бумажный поэт.

Вот приходит, снимая фуражку, таксист.

После ночи без сна от щетины он сиз,

но белейшую розочку — легче дымка, —

словно вздох, тяжело испускает рука.

Раскрывает бухгалтер потертый портфель,

из него вынимает пушистый апрель.

Серой вербы комочки — ну чем не цветы! —

и крестьянской тоскою глаза налиты.

Достает гладиолусы бывший жокей

из помятой газеты «Футбол-хоккей»,

и египетский, с птичьим обличьем цветок

возлагает суворовец — сам с ноготок.

Кактус-крошку в горшочке студентка несет…

Подошли бы сюда камыши и осот,

подошли бы сюда лебеда и полынь

и к рязанским глазам — васильковая синь…

Здесь читают стихи без актеров, актрис.

Парень. Чуб антрацитовой глыбой навис,

а в зрачках его темных, как пасмурный день,

проступает есенинская голубень.

Вот читает старушка, придя на погост.

Из авоськи торчит нототении хвост,

но старушка — другою, свободной рукой —

в юном воздухе ищет строку за строкой…

Чем он — чертушка! — русский народ

Тем, что не подкупал и некупленным был.

Указатель: «К Есенину» — стрелка туда,

где живет доброта, где живет чистота.

Указатель: «К Есенину» — стрелка туда,

где Россия вчера, и теперь, и всегда.

Славен тот, кто людей Лжехристом не учил,

а вот жизнь хоть немножечко им облегчил.

Ваганьковское кладбище — кладбище в Москве, на котором похоронен Есенин.

Осот — сорная трава семейства сложноцветных, используемая на корм скоту.

Нототения — морская рыба.

Авторская программа Евгения Евтушенко «Поэт в России больше, чем поэт…»

Добавить комментарий

Комментарии, не имеющие прямого отношения к теме статьи, содержащие оскорбительные слова, ненормативную лексику или малейший намек на разжигание социальной, религиозной или национальной розни, а также просто бессмысленные, ПУБЛИКОВАТЬСЯ НЕ БУДУТ.