Стихи Лермонтов МОЛОДАЯ. (Горе тебе, русская земля, Солнце*, Грузинская песня)

Горе тебе, русская земля,

Атаман между ними сидит;

Хоть его лихая семья,

Как волны, шумна, — он молчит;

И краса молодая,

Как саван, бледна

Перед ним стоит на коленах.

Как солнце зимнее прекрасно,

Когда, бродя меж серых туч,

На белые снега напрасно

Оно кидает слабый луч.

Твой образ предо мной блестит;

Но взор твой, счастье обещая,

Мою ли душу оживит?

Жила грузинка молодая,

В гареме душном увядая;

Алмаз любви, печали сын,

Ах! ею старый армянин

Но как не плакать от кручины

Ласкает деву всякий день:

Скрываются красы как тень.

Его высоки, крепки стены;

Румянец на щеках живой

Моя мать — злая кручина,

Отцом же была мне — судьбина,

Мои братья, хоть люди,

Не хотят к моей груди

Им стыдно со мною,

С бедным сиротою,

С ней нашлись другие у меня

Мать, отец и семья;

А моя мать — степь широкая,

А мой отец — небо далекое;

Они меня воспитали,

Кормили, поили, ласкали;

Мои братья в лесах —

Березы да сосны.

Степь отвечает мне;

Брожу ли поздней порой,—

Небо светит мне луной;

Мои братья в летний день,

Призывая под тень,

Машут издали руками,

Кивают мне головами;

И вольность мне гнездо свила,

Как мир — необъятное!

Не дождаться мне видно свободы,

А тюремные дни будто годы;

И окно высоко́ над землей!

И у двери стоит часовой!

Кабы не было милой соседки.

Мы проснулись сегодня с зарей,

Я кивнул ей слегка головой.

Познакомила общая доля,

Породнило желанье одно

Да с двойною решоткой окно;

Волю дам ненасытному взгляду…

Вот напротив окошечко: стук!

Занавеска подымется вдруг.

Опустилась на ручку головка,

А с плеча, будто сдул ветерок,

Полосатый скатился платок,

И сидит она долго вздыхая,

Видно, буйную думу тая,

Всё тоскует по воле, как я.

Девятый час; уж темно; близ заставы

Чернеют рядом старых пять домов,

Забор кругом. Высокий, худощавый

Привратник на завалине готов

Уснуть; — дождя не будет, небо ясно, —

Весь город спит. Он долго ждал напрасно;

Темны все окна — блещут только два —

И там — чем не богата ты, Москва!

Лихие дрожки, кучер с бородой

Широкой, кони черные. — Слезает,

Одет плащом, проказник молодой;

Скрыпит за ним калитка; под ногами

Стучат колеблясь доски. (Между нами

Скажу я, он ничей не прервал сон.)

Дверь отворилась, — свечка. — Кто тут? — Он.

Снимает плащ и в комнату ведет;

В шандале медном тускло догорая,

Свеча на них свой луч последний льет,

И на кровать с высокою периной

И на стену с лубошною картиной;

А в зеркале с противной стороны

Два юные лица́ отражены.

Гусар! ты весел и беспечен,

Надев свой красный доломан.

Но знай: покой души не вечен,

И счастье на земле — туман!

Ты вспоминаешь стук пиров,

Но берегися думы черной —

Она черней твоих усов.

И страсть безумная смешит;

Но и тебя никто не любит,

Никто тобой не дорожит.

Торопишь серого коня,

Не мыслит дева молодая:

«Он здесь проехал для меня».

Летишь, бесчувственный герой,

Ничье, ничье благословенье

Не улетает за тобой.

В тебе желания любви?

Где очи милые твои?

Когда полнее твой бокал!

Увы — зачем от жизни прежней

В избушке позднею порою

Славянка юная сидит.

Вдали багровой полосою

На небе зарево горит…

И люльку детскую качая,

Поет славянка молодая…

Дитя, ты близкую беду.

О, полно, рано ты тоскуешь:

Я от тебя не отойду.

Скорее мужа я утрачу.

Дитя, не плачь! и я заплачу!

В ряду бойцов против татар,

Кровавый след ему дорога,

Его булат блестит, как жар.

Взгляни, там зарево краснеет:

То битва семя смерти сеет.

Понять опасности своей,

Не плачут дети на могилах;

Им чужд и стыд и страх цепей;

Их жребий зависти достоин…»

Вдруг шум, — и в двери входит воин.

«Свершилось! — восклицает он, —

Свершилось! торжествуй, проклятый.

Наш милый край порабощен,

Дубовый листок оторвался от ветки родимой

И в степь укатился, жестокою бурей гонимый;

Засох и увял он от холода, зноя и горя

И вот наконец докатился до Черного моря.

С ней шепчется ветер, зеленые ветви лаская;

На ветвях зеленых качаются райские птицы;

Поют они песни про славу морской царь-девицы.

Приюта на время он молит с тоскою глубокой

И так говорит он: я бедный листочек дубовый,

До срока созрел я и вырос в отчизне суровой.

Засох я без тени, увял я без сна и покоя.

Прими же пришельца меж листьев своих изумрудных,

Немало я знаю рассказов мудреных и чудных.

Ты пылен и желт, — и сынам моим свежим не пара.

Ты много видал — да к чему мне твои небылицы?