Стихи о лошадях есенина

Стихи про лошадей

КОНЬ Из поэмы «Венера и Адонис»

Испанская кобыла молодая,

Почуяв жеребца издалека,

Его зовет, тревожно ожидая.

И, с привязи сорвавшись, наконец,

К ней скачет, шею выгнув, жеребец.

Он величаво мчится, он летит,

Как в приступе безудержного гнева,

И гулко под ударами копыт

Гудит земли разбуженное чрево.

Грызет железо он своих удил,

Тем овладев, чему подвластен был.

Вздымается дорожка гривы черной,

Ноздрями воздух пьет он на лету.

Пар из ноздрей выходит, как из горна.

Недаром око томное коня

Сверкает ярким отблеском огня.

Спокойно горд и скромно величав,

То скоком скачет, над землей взлетая,

Плывет, по ветру тело распластав,

Чтоб гневной красотой своей и силой

Похвастаться перед подругой милой.

Кричащего вослед: «Постой! Куда ты?»

Забыл он шпоры, жгущие бока,

Забыл о сбруе, яркой и богатой,

Он слышит только собственную кровь,

Он видит пред собой свою любовь.

Писал коня художник на холсте,

Стремясь живую превзойти природу

И в живости самой и в красоте, —

Так этот конь превосходил любого

Осанкой, статью, красотой суровой.

Сухие ноги, круглые копыта,

Густые щетки, кожа, как атлас,

А ноздри ветру широко открыты.

Грудь широка, а голова мала, —

Таким его природа создала.

Касанье перышка его вспугнет.

Приказывая ветру быть опорой,

Пускается он в бег или в полет.

Сквозь волосы хвоста его и гривы

Поет и свищет ветер шаловливый.

Отзывный голос подает она.

Но — женщина — в ответ на обожанье

Она лукавит, гордости полна,

И отвечает страсти, столь открытой,

Упрямыми ударами копыта.

Весь покрыт он мылом.

И бедра охлаждает он хвостом,

Разгоряченные любовным пылом.

Но вот гордячка, друга пожалев,

Его безмерный умеряет гнев.

Взять под уздцы горячего коня.

В испуге к лесу скачет кобылица.

За нею конь, уздечкою звеня.

И оба обгоняют по дороге

Ворон, летящих тучею в тревоге.

Она метнулась от меня,

А я склонился богомольно

Пред солнцем гаснущего дня.

Она взмахнула лёгкой гривой,

И ноздри ветру обратив,

С тоскою нежной и счастливой,

Кому то страстно шлёт призыв.

Едины Божие созданья,

Благословен создавший их,

И совместимы все желанья,

И все томления моих.

Что ты ржёшь мой конь ретивый,

Что ты шею опустил,

Не потряхиваешь гривой,

Не грызёшь своих удил?

Али ешь овса не вволю,

Али сбруя не красна?

Аль поводья не шелковы,

Не серебрены подковы,

Не злачёны стремена?»

Отвечает конь печальный:

«От того я присмирел,

Что я слышу топот дальний,

Трубный звук и пенье стрел,

От того я ржу, что в поле

Уж не долго мне гулять,

Проживать в красе и холе,

Светлой сбруей щеголять,

Что уж скоро враг суровый,

Сбрую всю мою возьмёт,

И серебрены подковы,

С лёгких ног моих сдерёт;

От того мой дух и ноет,

Что на место чепрака,

Кожей он твоей покроет,

Мне вспотевшие бока.

Кто знает, что за движение.

У большой кобылы появился жеребенок!

В общем-то, не такой уж и ребенок…

Мать его всего обласкала

И вставать ему приказала!

Жеребенок уперся на ножки…

Покачнуло его немножко.

Ноги младенца чуть-чуть разъезжаются,

Но, ведь, чуть-чуть же не считается!

Встал. В роде стоит.

Только ушами часто-часто шевелит.

Сделал неуверенный шаг и пошел,

Сразу у мамы теплое и вкусное молоко нашел.

После такого напряжения

ения. Быстрее всех я поскачу,

На крыльях ветра полечу!

Только, чтобы завтра поскакать –

— Надо чуточку поспать!

Копыта о звёзды со звоном стучат

Жемчужная шерсть в лунном свете сияет

Это гордые кони как ветер летят.

И самый прекрасный жемчужный скакун

Он горд и прозрачен как ветер в горах

Его путь находится в разных мирах

Ведёт их куда-то жемчужный скакун

Сквозь звёзды с мечтаньями путь их лежит

И гордый табун к своей цели летит

Но наша душа должна лошадью стать

Такой же гордой, прекрасной, прозрачной

И может быть жизнь наша будет удачней.

Песни дорог расцветают в душе,

Как васильки расцветают во ржи.

Глянув на мир между конских ушей,

Что ты увидел, мой друг, расскажи!

В стуке копыт занимался рассвет —

В стуке копыт догорает закат.

Тенью скользя по высокой траве,

Гонит на запад их ветер шальной,

Гонит вослед уходящему дню,

И проплывают волна за волной

Сочные травы по брюхо коню.

В скрипе седла начинался январь,

В скрипе седла завершается май.

Кружится в танце, похожем на вальс,

Мир, отчего-то похожий на рай.

Странной монетой наполнен кошель —

Песни дорог да шальная мечта.

Глянув на мир между конских ушей,

Больше не хочешь глядеть просто так.

Дом променяв на лоскут синевы,

Ты не вернёшься к столу и огню.

Всё разнотравье своих кладовых

Степь выстилает под ноги коню.

Или мне снится, иль чудится мне,

Будто скачу я на быстром коне

В синее утро, над синим ручьем,

В призрачный мир, где мы только вдвоем,

В мир, озаренный улыбкой одной,

В мир, окрыленный заветной мечтой,

В мир бесконечно цветущей весны,

В мир, где сбываются детские сны!

Легкою птицею, конь мой, лети,

Как я боюсь затеряться в пути,

Как я боюсь покориться судьбе,

Как я боюсь ошибиться в тебе!

Быстрые кони волшебной страны,

Вы обязательно людям нужны

Гордо летящие в светлую даль,

Где отступают и боль, и печаль.

Кони, кони — вы сказка и песня.

К вам любви объяснить не смогу.

Словно в детстве каком-то нездешнем

Вижу вас я в ночном на лугу.

Помню, как стригунком жеребенком

Прикоснулось доверье к руке,

И с тех пор то негромко, то звонко

Все зовет и зовет вдалеке.

И куда б нас мечта ни носила,

Долетая до новых планет,

Будем мерить мы вашею силой

Неуемную силу ракет.

Но какою нам силой измерить

То тепло, что рождаете вы?

То стремленье прекрасному верить

В тихом шуме дубрав и травы?

То слиянье с природой чудесной,

Что осталось в ночном на лугу?

Кони, кони — вы сказка и песня!

К вам любви объяснить не смогу.

Воскресное утро. Шумящая площадь.

Смех, музыка, солнце везде.

По тесному кругу усталая лошадь

Катает весёлых людей.

По шарикам, лентам и сахарной вате

Скользит остановленный взгляд.

Не видно следов на проклятом асфальте,

Которым покрыта земля.

И так круг за кругом, и так час за часом,

И день за безрадостным днём.

Когда-то давно было поле и счастье,

Но люди забыли о нём.

Лишь лошадь всё помнит, и молит: «Давайте

Поскачем опять, как тогда!»

В глухом перестуке копыт на асфальте

Во тьму утекают года.

Простила бы людям любую оплошность,

Любое случайное зло

Усталая лошадь, печальная лошадь

За краткий безумный галоп.

Ста темпов коротких, наверно, хватит,

Чтоб скрыться от жадной толпы.

Да только смертелен галоп на асфальте

Для мощных, но хрупких копыт.

. Когда же вся площадь утонет во мраке,

Когда станет в парке темно,

Достанется лошадь хмельному гуляке

За стопку измятых банкнот.

И выбьют копыта без сбоя, без фальши

Победный торжественный гимн,

Когда лошадь прянет в галоп на асфальте —

В короткий, безумный галоп на асфальте —

В прекрасный, смертельный галоп на асфальте —

С какой безразлично ноги.

Я знаю, где-то есть земля,

Где ждут нас умершие кони.

Там вечно зелены поля,

И нету туч на небосклоне.

Конь самой сокровенной грезы —

Кого-то — скромный Светлячок,

Кого-то — чистокровный Розыск.

Несут галопом кони эти.

Вот Колокольчик и Петров,

Вот дядя Яша на Бюджете.

То там весна, трава и воля.

Да, конник, брат мой, конник, знай:

Там ждут нас умершие кони.

Пароход отходил за кордон,

Море пенилось, волны стонали,

А поручик в толпе всё прощался с конём,

Да звенели кресты и медали.

Мой красавец Агат,

Ты прости меня, так получилось.

Я ведь тоже не рад,

Ты мне больше, чем брат,

Не забудь меня, чтоб ни случилось.»

У коня по щеке прокатилась слеза,

Кони тоже ведь чувствуют горе,

Мелкой дрожью дрожал, головою кивал,

Да смотрел на свинцовое море.

Пароход прогудел, возвещая конец,

Приглашая на борт пол-России подняться,

Но никто не бежал, а поручик кричал:

«Может, всё же остаться, остаться!»

Мой красавец Агат,

Ты прости меня, так получилось.

Я ведь тоже не рад,

Ты мне больше, чем брат,

Не забудь меня, чтоб ни случилось».

Альбатрос над безумцами вился,

Конь рванулся им вслед, да поплыл — не доплыл, Под тяжёлыми волнами скрылся.

Смертным свистом по дулу промчалась —

И в горячий висок, а душа на восток.

И навеки с Россией осталась.

Мой красавец Агат,

Ты прости меня, так получилось.

Я ведь тоже не рад,

Ты мне больше, чем брат,

Не забудь меня, чтоб ни случилось».

Бандура шашку уронил,

Она под солнцем засверкала,

С коня казак упал без сил

И снег окрасил кровью алой.

И конь споткнулся на скаку,

Но не упал, остановился.

Он мордой рыжей к казаку

Над белым снегом наклонился.

Губой потрогал, языком

Лизнул горячим и шершавым.

И над сраженным седоком

Протяжно, жалобно заржал он.

Еще качались стремена,

Еще узда в зубах горела,

Но обнимала тишина

У ног коня большое тело.

И снег иссиня — голубой

Гасил вдали копытный топот.

На запад бурей рвался бой,

К далеким вражеским окопам.

И вновь заржал он в тишине,

Обдал Бандуру жарким паром

И увидал, как в стороне

К нему спешили санитары.

И конь пошел за ними вслед,

Ушами прядая большими.

А люди шли на желтый свет,

По снегу хрусткому спешили.

И в доме том, где Красный Крест,

Они за дверью темной скрылись.

Шумел, гудел сосновый лес,

Под снегом ветви опустились.

А конь остался у окна,

Не понимая, что случилось.

Седло снежком запорошило.

А конь все ждал, что выйдет он

И шею рыжую погладит,

Проверит шашку у ножон,

Взмахнет рукой и с лету сядет.

И конь взовьется на дыбки,

И прянет по снегу наметом

Туда, где скрылись казаки,

На громкий говор пулеметов.

Он будет слышать топот ног,

И мчаться синими снегами,

И видеть, как блестит клинок,

И чуять шпоры под боками.

Лежит гусар младой на бранном поле,

Конь верный около стоит.

В седло гусару не подняться более,

И так коню он говорит:

— О Ты, мой Друг, проверенный годами!

Не жди, беги. И про меня забудь.

Я вспомню все, что было с нами.

Как жаль, что жизнь нельзя вернуть.

С тобою неразлучен был вовек.

И слыли мы грозой сражений.

Но знаем, что не вечен человек,

Из жизни улетаем, будто тени.

Ах, как порой мы мчались по аллее.

Любил так пылко, нежно, страстно.

Но кровоточат раны. Слабею я, слабею.

И все же говорю, жизнь не была напрасна.

Лишь ты и сабля — вы верны мне были,

Когда нас трубы звали на войну.

Счастливые деньки, куда же вы уплыли!

Вот ранен я в последнем тут бою

Лежу. В груди болит и ноет.

И стаей вороньё слетается сюда.

Береза надо мной, она, как дева стонет

И, видимо, под нею усну я навсегда.

Дай потреплю по гриве раз последний.

Прошу я, лихом ты меня не поминай.

Тебя в полку возьмет другой наездник.

Я умираю, Друг. Оставь меня. Прощай!

Стекла слеза на ментик седока,

Склонил конь низко голову свою.

И тут хозяин смолк. Упала вдруг рука

Безжизненно на алую траву.

Увидя то, тоскливо конь заржал.

Он, видимо, «прощай» хотел сказать.

Остался верен дружбе, продолжал

Он мертвого от птиц оберегать.

Там их нашли друзья, на этом поле.

Но вороной домой не захотел идти.

Ведь преданность дороже всякой воли,

Ему такого друга больше не найти.

Лежит гусар младой на бранном поле.

На землю белую садиться серый дым.

Закрыты очи. Свет не видят более.

И ржет, как плачет, конь над ним.

По грязной дороге плетется понуро

Забывшая думать о чем-то хорошем,

Давно ко всему безразличная лошадь

Она родилась жеребенком беспечным,

Но скоро хомут опустился на плечи,

И кнут над спиной заметался со свистом.

Забылась лужайка в ромашках душистых,

Забылось дыхание матери рыжей.

Лишь месят копыта дорожную жижу,

И только сгибается все тяжелее

Когда-то красивая, гордая шея.

Четыре копыта, торчащие ребра.

Скупится на ласку хозяин недобрый.

А жизнь повернуться могла по-другому —

Ведь где-то сверкают огни ипподрома,

Там тоже есть место обидам и бедам.

Но мчатся по гулкой дорожке к победам

Могучие кони, крылатые кони.

И кутают их золотые попоны.

Им, лучшим, награды и слава — но кто-то

Всегда занимается черной работой.

Чтоб им предаваться волшебному бегу,

Тебя спозаранку впрягают в телегу,

И если до срока работа сосотарит —

Другого коня подберут на базаре.

Четыре копыта, клокастая грива.

А время обманчиво-неторопливо.

И сбросишь, достигнув однажды предела,

Как старую шерсть, отболевшее тело.

Ругаясь, хомут рассупонит возница.

Но ты не услышишь. Ты будешь резвиться

В лугах, вознесенных над морем и сушей,

Где ждут воплощения вечные души.

Опять жеребенком промчишься по полю,

Неся не людьми возращенную волю —

Большие глаза и пушистая челка,

Четыре копытца и хвостик-метелка.

Лошади умеют плавать,

Но не хорошо, не далеко

«Глория» по-русски значит «Слава»

Это вам запомнится легко

Шел корабль своим названьем гордый,

Океан стараясь превозмочь.

В трюме, добрыми качая мордами,

Тысча лошадей стояли день и ночь.

Тысча лошадей, подков четыре тыщи

Счастья всё ж они не принесли —

Мина кораблю пробила днище

Далеко далеко от земли.

Люди сели в шлюпки, в лодки сели,

Лошади поплыли просто так,

Что им было делать если

Не нашлось им место в шлюпках и плотах.

Плыл по океану рыжий остров,

В яблоках плыл остров и гнедой.

Им сперва казалось, что плавать это просто

Океан казался им рекой.

Но не видно у реки той края

На пределе лошадиных сил

Вдруг заржали кони, возражая,

Тем, кто в океане их топил.

Кони шли ко дну и тихо ржали

И пока на дно все не ушли

Вот и все, а все-таки мне жаль их

Рыжих, не увидевших земли

Я не верю в гибель лошадиную.

Пусть не все, но выжили они.

С дна морского к верху шли акулы,

Но хватали слабых лишь одних.

Разливалась кровь по океану

Но вожак упрямо плыл вперед.

И казалось у него как будто

От копыт шли искры в толщу вод.

Рыжий остров медленно, но таял

Уменьшался остров тот гнедой.

Но немного плыть уже осталось

Кони, кони слышите! Прибой!

Вот копыта дна уже коснулись

И вода отхлынула от них.

Вышли на берег измученные кони

Победили смерть свою они.

Где-то люди есть и есть машины,

Где-то города стоят шумя.

Только здесь на острове все тихо

Ни людей, ни шума, ни огня.

Только ветер воет здесь тоскливо

Да еще вдруг топот прозвучит

То табун коней вдоль океана

С бешеною резвостью летит.

Ветер гривы длинные расчешет

Океан умоет их водой

И живут они, судьбой довольны

Посреди равнины голубой.

Остров тот — песчинка в океане.

Только кони вольно там живут

И отныне остров этот дикий

Лошадиным островом зовут.

О милом крае, о родимом

Звенела песня казака

И гнал, и рвал над белым Крымом

Морозный ветер облака.

Спеши, мой конь, долиной Качи,

Свершай последний переход.

Нет, не один из нас заплачет,

Грузясь на ждущий пароход,

Когда с прощальным поцелуем

Освободим ремни подпруг

И, злым предчувствием волнуем,

Заржет печально верный друг.

Уходили мы из Крыма

Среди дыма и огня;

Я с кормы все время мимо

В своего стрелял коня.

А он плыл, изнемогая,

За высокою кормой,

Все не веря, все зная,

Что прощается со мной.

Сколько раз одной могилы

Ожидали мы в бою.

Конь все плыл, теряя силы,

Веря в преданность мою.

Мой денщик стрелял не мимо —

Покраснела чуть вода.

Уходящий берег Крыма

Я запомнил навсегда.

Задумчивая память увела?

Что в душу смотришь грустными глазами,

Печален вздох и поступь тяжела?

Казалось нам рассветами весны,

Что юность нашу буйную вскипела

Дробь барабана с пламенем зурны,

И не утратить ни за что вовек

Мне жар надежд и молодости силу,

Тебе, скакун, неукротимый бег,

О, как пылали жаркие слова!

Но уходило с молодостью лето,

И покрывалась золотом листва.

(Он часа своего, коварный, ждал),

Который уступал тебе когда-то,

Теперь уже спокойно настигал.

О, как поверить трудно было нам,

Что ты однажды вдруг придешь последним,

Не уступавший лучшим скакунам.

(За самым ясным днём крадётся тьма),

Железо мышц наполнила усталость,

И подступила старости зима.

И наша дружба верною была.

И мы с тобой мой друг неразделимы,

Как два крыла у одного орла.

Тревожно и счастливо верю я:

Тебе — летишь распластано как птица,

А мне — твой бег и молодость моя.

Я скачу, но я скачу иначе

По камням, по лужам, по росе,

Говорят, он иноходью скачет

Это значит иначе, чем все.

Но наездник мой всегда на мне,

Стременами лупит мне под дых.

Я согласен бегать в табуне,

Но не под седлом и без узды!

Если не свободен нож от ножен,

Он опасен меньше, чем игла,

Вот и я подсёдлан и стреножен,

Рот мой разрывают удила.

Мне набили раны на спине,

Я дрожу боками у воды,

Я согласен бегать в табуне,

Но не под седлом и без узды!

Мне сегодня предстоит бороться.

Скачки! Я сегодня фаворит.

Знаю, ставят все на иноходца,

Но не я, жокей на мне хрипит.

Он вонзает шпоры в рёбра мне,

Зубоскалят первые ряды,

Ах, как бы я бегал в табуне,

Но не под седлом и без узды!

Пляшут, пляшут скакуны на старте,

Друг на друга злобу затая,

В исступлении, в бешенстве, в азарте,

И роняют пену, как и я.

Мой наездник у трибун в цене —

Крупный мастер верховой езды.

Ах, как бы я бегал в табуне,

Но не под седлом и без узды!

Нет, не будут золотыми горы,

Я последним цель пересеку,

Я ему припомню эти шпоры,

Засбою, отстану на скаку!

Колокол! Жокей мой на коне,

Он смеётся в предвкушении мзды.

Ах, как бы я бегал в табуне,

Но не под седлом и без узды!

Что со мной, что делаю, как смею?

Потакаю своему врагу.

Я собою просто не владею —

Я прийти не первым не могу!

Что же делать? Остаётся мне

Вышвырнуть жокея моего

И бежать, как будто в табуне

Под седлом в узде — но без него!

Я пришёл, а он в хвосте плетётся

По камням, по лужам, по росе.

Я впервые не был иноходцем —

Я стремился выиграть, как все!

И я по бетонной

Лечу на гремящей

Где прадед мой ездил

В сто мест важнейших

Ко мне приходит

В лицо мне дышит

Косит лиловым глазом

От прадеда пахло

Ромашкой и мятой

Я пахну бензином

Сто дюжин коней

Под капот я запрятал

А прадед везде успевал

В сто мест важнейших

Ко мне приходит

В лицо мне дышит

Косит лиловым глазом

Не считайте безумцем

Ни дед тот назад

Не вернётся ни конь

Я вам предлагаю

Всего лишь разуться

По лугу как прадед

В сто мест важнейших

Ко мне приходит

В лицо мне дышит

Косит лиловым глазом

Ходят кони над рекою,

Ищут кони водопою,

Но к речке не идут,

Больно берег крут.

Ни ложбиночки пологой,

Ни тропиночки убогой.

А как же коням быть,

Хочут кони пить.

Вот и прыгнул конь буланый

С этой кручи окаянной.

Заболело сердце у меня

Среди поля чистого,

Расседлаю своего коня

Буйного да быстрого.

Золотую гриву расчешу

Воздухом одним с тобой дышу,

Друг ты мой серебряный.

Облака над речкою клубят.

Помню, в день гороховый

Из-под кобылицы взял тебя

Норовил за палец укусить,

Всё козлил да взбрыкивал.

Понял я тогда: друзьями быть

Нам с тобою выпало.

И с тех пор стало тесно мне в доме моём

И в весёлую ночь, и задумчивым днём,

И с тех пор стали мне так нужны облака,

Стали зорче глаза, стала твёрже рука.

Не по дням ты рос, а по часам,

Стала молоком тебе роса,

Стала степь полянкою.

Помню, как набегаешься всласть

Да гулять замаешься,

Скачешь как чумной на коновязь

Да в пыли валяешься.

Ну, а дед мой седой усмехался в усы,

Всё кричал: «Вот шальной! Весь в отца, сукин сын!

Тот был тоже мастак уходить от погонь,

От ушей до хвоста весь горел, только тронь!»

Никого к себе не подпускал

Даже с белым сахаром.

Мамку раз до смерти напугал,

«Ой, смотри, сыночек, пропадёшь,

С кручи дурнем сброшенный!»

Только знал я, что не подведёшь

Ты меня, хороший мой!

Так что, милый, скачи да людей позови,

Что-то обруч стальной сильно сердце сдавил!

Ну, а будет напрасным далёкий твой путь,

Ты себя сбереги да меня не забудь!

Давно листья белых акаций

Не машут приветливо нам.

Давай же поедем кататься

На тройке по снежным холмам.

Пусть кони, взрыхляя сугробы.

Оставят полозьями след,

И будет на сердце — не злоба,

А нежность и солнечный свет.

В просторах любимого края

Ты другом меня назови,

Хоть будет гармонь заливная

Нам петь о сгоревшей любви.

Давно листья белых акаций

Не машут приветливо нам.

Давай же поедем кататься

На тройке по снежным холмам.

В райбольнице машины, машины —

Восемь штук в гараже, как одна.

И завхоз с главврачом порешили,

Что конюшня уже не нужна.

Саша-конюх, понятное дело,

Было денег достать нелегко,

Сколько надо нашел —

Откупить от списанья Серко.

Откупил. А назавтра, в субботу,

Мужикам говорил он в пивной:

— Мне и Чалую жалко, чего тут.

А Серко-то совсем как родной.

Не забудешь того, не изменишь —

Стог, копешки, лесок, балаган.

Чуть не плакал я, ты не поверишь,

Что Серка моего — «на махан».

Я туда, я сюда заметался,

Я к завхозу, в местком, к самому —

Так и так, мол, при мне чтоб остался.

Разговора свидетель невольный,

Выходил из пивной

Человек до предела довольный,

Не от пива, от счастья хмельной.

Курил на пороге,

В кулаке недоуздок сжимал,

И от прясла к нему по дороге

Старый мерин понуро хромал.

Свежим воздухом полей,

Сизый пар кипит и пышет

Из пылающих ноздрей,

Полон сил, удал на воле,

Громким голосом заржал,

Встрепенулся конь — и в поле

Скачет блещющий глазами,

Дико голову склонил,

Вдоль по ветру он волнами

Чёрну гриву распустил!

Сам как ветер, круть ли встанет

На пути? Отважный прянет —

И на ней уж! Ляжет ров,

И поток клубиться? — Мигом

Он широким перепрыгом

Через них — и был таков!

Веселися конь ретивый!

Щеголяй избытком сил!

Не на долго волны гривы

Вдоль по ветру распустил!

Не на долго жизнь и воля

Разом бурному даны,

И холодный воздух поля,

И отважны крутизны,

И стремленья роковые,

Скоро, скоро под замок!

Тешь копыта удалые,

Свой могучий бег и скок!

Снова в дело конь ретивый,

В сбруе лёгкой и красивой,

И блистающий седлом,

И бренчащий поводами,

Стройно верными шагами

Ты пойдёшь под седоком.

Песня старого извозчика

Золотятся помаленьку облака,

Выезжаем мы с тобою, друг, по-прежнему

И, как прежде, поджидаем седока.

Эх, катались мы, летали, мчали вдаль с тобой,