Стихи о Санкт-Петербурге, Ленинграде, Питере

Санкт-Петербург – гранитный город,

Взнесенный Словом над Невой,

Где небосвод давно распорот

Виденья двухсотлетних снов,

О, самый призрачный и странный

Из всех российских городов!

Сверкнувши молнией в веках,

Так титанически воспели

Тебя в граните и в стихах.

И в завываньи зимних пург

Ты всех прекрасней, несравнимый

Мы Герб рассмотрим Твой.

Опознавательный Твой знак изучим.

Он очень скромный и простой.

Над ним как будто бы не собирались тучи!

Пусть ветер злобный

Твой Герб собою

Враг здесь не прорвётся!

Цвет спелой земляникою играет,

Что ягода на поле красотой,

Цепляли дно они

Эмблему города сцепили.

Ведь с якоря не снимешься беспечно.

Но нет на якорях

Что меч сверкает, вырванный из ножен.

Столица всей страны!».

СКИПЕТР об этом говорит.

И камни города от этого сильны.

Прочнеет наш гранит.

Что Герб нам сообщает,

Что формою щита

Не Рим, не Прага, не Нью-Йорк.

Санкт Петербург блистает краской

В слепящем свете фонарей.

Дворцы, мосты и переправы

Да купола монастырей,

Осенней позднею прохладой

Объяты в омуте ночей.

Пьянит лаская слух листвой

И не пришли пока морозы

Снег не укутал сон аллей.

Там желтый лист прощальный бродит

Летит бросаясь он в Неву.

Под этим небом солнце всходит

И вновь срывается во тьму.

Город, помнящий поступь Петра,

Из болота шагнувший в барокко,

Ты достоин резца и пера.

Строгим ликом отважен и прям,

Недоступный всем недругам пришлым,

Не соперник-товарищ Москве,

Ты достоин божественной кисти,

Город, жадно припавший к Неве.

Бьют копыта, звенят стремена:

Твой властитель, твой витязь, твой всадник

Скачет к нам через все времена.

Твои реки одеты в гранит,

И черты всех столетий России

Твой сегодняшний облик хранит.

И грущу лишь о том, видит бог,

Что не встретятся в городе этом

Пётр, и Гоголь, и Пушкин, и Блок.

Только есть в нем одно. Но

Летом ночи белые — прелестны!

А зимой — и днем темно!

Полупрозрачным и светлым,

Тысячи просек Петра

Вымыты ливнем и ветром.

Встали на место мосты,

Вспыхнули острые шпили

И закружили, и закружили

Город петровской мечты.

Санкт-Петербург – бронзовый царь и царица,

Санкт-Петербург – славы российской столица.

Это частица, сердца частица,

город наш Санкт-Петербург!

Вдоль островов и каналов

Мы все куда-то спешим

Между великим и малым.

Любим мы здесь и грешим,

Верим и рвёмся к спасенью

От поколения к поколенью

В городе нашей души!

Санкт-Петербург – бронзовый царь и царица,

Санкт-Петербург – славы российской столица.

Это частица, сердца частица,

город наш Санкт-Петербург!

Охвачен памятью времен!

Ты для меня такой глубокий

Согретый пламенем огонь.

Я по тебе пройду

Из края в край, вдыхая

Ты для меня — не рай,

Но много больше половинки.

Ты мне так дорог!

Питер, ты мой лучший

Близкий и родной.

Люблю твой строгий, стройный вид,

Невы державное теченье,

Береговой ее гранит,

Твоих оград узор чугунный,

Твоих задумчивых ночей

Прозрачный сумрак, блеск безлунный,

Когда я в комнате моей

Пишу, читаю без лампады,

И ясны спящие громады

Пустынных улиц, и светла

И, не пуская тьму ночную

На золотые небеса,

Одна заря сменить другую

Спешит, дав ночи полчаса.

Люблю зимы твоей жестокой

Недвижный воздух и мороз,

Бег санок вдоль Невы широкой,

Девичьи лица ярче роз,

И блеск, и шум, и говор балов,

А в час пирушки холостой

Шипенье пенистых бокалов

И пунша пламень голубой.

Люблю воинственную живость

Потешных Марсовых полей,

Пехотных ратей и коней

В их стройно зыблемом строю

Лоскутья сих знамен победных,

Сиянье шапок этих медных,

На сквозь простреленных в бою.

Люблю, военная столица,

Твоей твердыни дым и гром,

Когда полнощная царица

Дарует сына в царской дом,

Или победу над врагом

Россия снова торжествует,

Или, взломав свой синий лед,

Нева к морям его несет

И, чуя вешни дни, ликует.

Красуйся, град Петров, и стой

Неколебимо как Россия,

Да умирится же с тобой

И побежденная стихия;

Вражду и плен старинный свой

Пусть волны финские забудут

И тщетной злобою не будут

Тревожить вечный сон Петра!

По родному Ленинграду, Петербургу, Петрограду.

На «Казань» и на «Исакий» и на Летнего ограду,

На Ростральные колонны погляжу и подивлюсь.

Вдоль по набережным старым белой ночью тихой, лунной

Поброжу в тумане лёгком, и гитарой шестиструнной

Отзовётся в сердце мрачном всё, что связано с тобой.

Предстоит мне с ним расстаться, несмотря на боль потери.

Навсегда, иль только на год. Я вернусь, я в это верю.

А пока что напоследок я ещё раз поброжу.

Поле Марсово тихонько, не спеша, пересеку я

И по Невскому пройдусь я, красоту его смакуя;

А к утру домой вернувшись, я печаль свою найду.

Сердце ноет. Ему город покидать больно.

И в предверьи расставанья, слёзы капают невольно.

До свиданья, Милый город, ну а может быть — Прощай!

Встает предо мною

С громадой неясною

С цепью дворцов,

Отраженных холодной Невою.

Жизнь торопливо бредет

Здесь к цели незримой.

Я узнаю тебя с прежней тоской,

Неласковый город любимый!

Ты меня мучишь, как сон,

Ночь, но мерцает зарей небосклон.

Ты весь побежден

Свой силуэт отпечатал на фоне,

Бледного неба, над ним демиург,

Виден в хрустальной, высокой короне.

Ветер гуляет над темной Невою,

Берег в граните, в витринах стекло,

Зимний навис над пространством стеною.

В легком, прохладном и призрачном ветре,

Город большой с наслаждением спит,

Под колыбельную в этом оркестре.

И продолжают рельеф этих зданий

И мой влюбленный в тебя, город, взгляд

Волны уносят до новых свиданий.

Санкт – Петербург, белые ночи.

На миг былое возвратив,

Передо мной взлетают дали

Всплывают вдруг из темноты

Встают незыблемой чредой

Дворцов гранитные громады

Над потемневшею Невой.

И в бесконечности ночей

На влажных плитах тротуара

Дробится отсвет фонарей.

Лучистым золотом горят,

Мне петербургский дождь милее,

Чем солнце тысячи Гренад.

Но ни друзьям и ни врагам

За все Нью-Йорки и Парижи

Одной березки не отдам!

Ах, для меня под дождь и град,

На каждой тумбе петербургской

Цветет шампанский виноград.

Туманом Невским перевит,

Санкт-Петербург передо мною

Гранитным призраком стоит.

И плещутся волны в холодный гранит.

В морских непогодах, в метелях летучих

Он гордый покой свой столетья хранит.

Бессмертною храбростью русских солдат, –

Пробитые пулями в битвах знамёна

Нигде, никогда не склонял Ленинград.

Ряды поднимавшихся ввысь колоннад.

Здесь русская доблесть и – русская слава,

Над невским гранитом, обнявшись, стоят.

Багряные стяги победно горят.

Пробитые пулями в битвах знамёна

Нигде, никогда не склонял Ленинград!

Стоишь ты, гордясь красотою своей.

Мы славим твоих моряков и рабочих,

Бессмертных и сильных твоих сыновей.

В пыланье сражений, в огне баррикад.

Пробитые пулями в битвах знамёна

Нигде, никогда не склонял Ленинград!

Стынут сквозь пыль ледяные глаза.

В эту ночь я вдыхаю твой каменный запах

Пью названия улиц, домов поезда.

Втиснутых в окна ночных фонарей.

На Волковском воют волки, похоже

Завтра там будет еще веселей.

Эта ночь никого ни к кому не зовет.

В мертвых парадных, в хрипе зонтов

Твои ноты разбросаны всюду как ворох,

Капли крови на черствых рублях стариков.

А выше поехавших крыш пустота.

Наполняются пеплом в подъездах стаканы.

В непролазной грязи здесь живет пустота.

Эта ночь никого ни к кому не зовет.

Тайны этих стен гробовой тишины

Дышит в каждом углу по ночам странный шорох

Здесь любой монумент в состоянии войны

И твой старый хозяин сыграл на трубе.

Вы молчите вдвоем, вспоминая иное

Расположение волн на Неве.

Завтра в путь я не в силах судьбу отыграть.

В этой темной воде отражение начала

Вижу я, и как он не хочу умирать.

В этом царстве облеванных временем стен?

Ты молчишь, ты всегда в состоянии покоя

Даже в тяжести самых крутых перемен.

Эта ночь никого ни к кому не зовет.

Сердце, наше сердце живет.

Только я, только ты, я, ты, я, ты.

Сердце, наше сердце живет.

Наше сердце поет.

Только я, только ты, я, ты, я, ты.

Сердце, наше сердце живет.

Сияет солнце над Невой,

Или дожди стучат в окно –

Его мы любим все равно.

Мы в этом городе живём.

И он растёт, и мы растём

Пушкина город и Достоевского,

От небоскребов до палисадника,

От островов до шумного Невского, —

Драм бредовых, кошмарных нелепостей;

Те же твердыни призрачной крепости,

Мозг всей России! с трепетом пламенным,

Полон ты дивным, царственным помыслом:

Как же вгнездились в черепе каменном,

В ужасе дней, ниспосланных Промыслом,

Прячась во прах,

Вспомни свой символ: Всадника Медного!

Тщетно Нева зажата гранитами.

Мчись к полосе луча заповедного,

Злого дракона сбросив копытами

В пропасти мглы

С вольной дороги!

Как белые чайки над тёмной Невой,

Как будто художник усердно хлопочет,

Бросая белила в высь бездны ночной.

Прощанья со школой, развода мостов,

Пора откровений, надежд, ожиданий

Для каждого Алых своих Парусов

Таинственны статуи, парки, дворцы.

Красу Петербурга воспели поэты,

О белые ночи, вы чуда творцы.

Они проплывают над градом Петра,

Дыханьем июньским весь город обласкан

От ночи величия и до утра.

Алмазный блеск я вижу в час ночной

И весело по освещенным плитам

Толпа людей мелькает предо мной –

Тогда на ум невольно мне приходит

Минувший век, когда среди болот,

Бывало, здесь чухонец бедный бродит,

Дитя нужды, болезней и забот,

Тот век, когда один туман свинцовый

Здесь одевал леса и небеса

И так была печальна и сурова

Пустынных вод холодная краса.

И с гордостью я вспоминаю тайной

Ум творческий великого царя,

Любуяся на город колоссальный –

Прекрасное создание Петра.

Этот Город наш с тобой –

Слышишь – сказочные песни

Для тебя поет прибой.

Даль прозрачна и светла,

В небе светится чудесно

Ветры веют над Невой,

А над спящими домами

Месяц светит молодой.

Ангел светлый нас хранит,

В небе облачном парит.

Сон в волшебный манит круг,

И с тобой под эту песню

Спи спокойно до утра.

Знай, мой сын – всегда с тобою

Град Великого Петра.

Он поражает гостей

Широтою своих площадей,

Красотою мостов и рек.

Льется песня колоколов,

Прославляя город Петров,

Ставший славой России всей!

Бездонное небо скрывается в тучах.

Купаются голуби в лужах с утра,

Стучит мерно дождь по зонтам неразлучным.

По сердцу стучит, по душе и по телу.

А город живёт весь в любви и в труде,

В истории древней и в подвигах смелых.

Доносит потомкам бессмертье владельцев.

Спрессованы в плитах старинных года

И в каждой плите бьётся русское сердце.

Согреет проспекты, сердца и каналы.

Ты — слава России, мой Санкт-Петербург,

Ты — гордость моя, ты — России начало.

Продрогший, промокший, пропитанный снами

О лете — он нам упоительно дорог,

Такой невозможный, придуманный нами.

И сам ежедневно в истериках бьется.

Он с нами лежит на широкой постели,

И простыни мнет, и мечтает о солнце.

На наших сердцах шестью буквами выбит:

Л, Ю, Б, О, В, мягкий знак, — в этом коде

Вся троица — мы и возлюбленный Питер.

Как исполин из сказки,

Явился миру Петербург,

Волной любви обласкан!

Фонтаны, скверы, парки,

Его ограды и мосты,

Кораблик на Фонтанке,

Его кресты, его гранит –

Веков узор так прочен! –

Все восхищает и пленит

В сиянье белой ночи.

Не знаю краше места!

Мне жизнь, единая с тобой,

Дарована в наследство!

Как это зрелище красиво!

В определенный час ночной мосты,

что дремлют над Невой,

проснутся, тяжело вздохнут

и крылья к небу вознесут!

Меня вдруг стал душить мой теплый свитер,

Давай с тобой подпишем договор,

Тебе – свободу, мне – октябрь и Питер.

Мой город, в лентах улиц и каналов,

Бери себе Москву и Амстердам,

Бери весь мир! Ну разве это мало?

Готова ощущать в ботинках влагу,

Оставь мне этот город над Невой,

Возьми себе Париж, Берлин и Прагу.

Лети на юг, а мне пусть будет холод,

Уж если от меня уходишь ты,

Прошу, оставь хотя бы этот город!

Оставь на память о себе свет белой ночи,

Возьми себе Нью-Йорка суету,

И вечность Рима забирай, коль хочешь!

В конце концов меня всегда согреет свитер,

Мое ты сердце забираешь, уходя.

Прошу тебя, оставь хотя бы Питер.

Из литого серебра.

Стынет в грозном нетерпенье

Конь Великого Петра.

С черных труб сметает гарь.

Ах! своей столицей новой

Восхищаться гордой красотой,

Умным и надежным старым другом

Он повсюду следует за мной.

Я люблю проспекты и каналы,

Захожу с улыбкой в Летний сад,

Боги и герой с пьедесталов

На меня приветливо глядят,

Все мне близко здесь и все знакомо

Улицы, дома, сады, мосты

Стал он мне уютным добрым домом

Городом из сказочной мечты.

Убежать, улететь, не вернуться

В город парков, дворцов и аллей,

В омут белых ночей окунуться.

Окруженный туманом и мглою,

Он куда-то несется, стремится, бежит.

И манит меня за собою.

Эрмитаж распахнул свои двери.

Медный конь несет величаво Петра.

И весь город финским ветром овеян.

Он черно-белый в своем одеяньи.

Шальной и гудящий Невский проспект

Никогда не застынет в молчаньи.

И будто паришь над Невою.

Город контрастов, город Петра,

Я никогда не расстанусь с тобою!

Я видел все, чем мир дивит:

От башни Эйфеля — до вечных

И, оглядевши все вокруг,

Пишу расплавленным Ампиром

На диске солнца: «Петербург».

Тусклых улиц очерк сонный,

Город, смутно озарённый,

Смотрит в розовую даль.

Безнадёжный глаз столицы:

Поднял мрак свои зеницы,

Реют ангелы вдали.

Мертвецу заглянет в очи

Утро после долгой ночи.

Но бежит мелькнувший свет,

Скрыли ангелы в крылах:

Видят — мёртвый и безликий

Вырастает в их лучах.

городские улицы пустынны.

Из огней слагаются кресты.

В двадцать пять у глаз горят морщины;

Силуэт знакомый и родной

близится. И ухает грудь больно.

Вроде бы пора уже домой,

Но стою. А Питер вдруг оглох.

Мы в лучах невидимой планеты —

каждый поцелуй и каждый вздох

нам дается с болью. До рассвета

простоим у черных вод Невы,

из груди рвет сердце на свободу!

Видишь, и мосты разведены,

Нас не развести ни злу, ни Богу;

семьи обрученные и дети.

Нет уже ни завтра, ни вчера.

Питер нас развел и снова встретил.

Линий гранитных туманный некрополь,

Окна-глаза в слезах западных ветров,

В северных топях чернеющий тополь,

В цвета джинс стертых вдрызг вымокший край

Неба, взлетающий с берега невского

Криком из камня и крыльями стай.

Новый Олимп нероссийских богов,

И с ночей белых ладоней раскрытых

Льется дождем вниз поток странных снов,

Тихо свистя мне имперский мотив,

И лапы бронзовых львов омывает,

Холодом лижет в ночь Финский залив.

Встретил там и каратинцев, стало веселей.

А над горной Каратою – неба синева!

Я свои стихи прочёл им тихо, по слогам.

Неизвестно. Важно только: я стихи читал!

Их отметил Медный всадник – с царской высоты.

. Кони, львы, скульптуры, фрески – не угнаться нам.

Мысли – выстрелом, упрёком, следом на воде.

. Петербург, надменный всадник, я ещё вернусь.

Бьются волны о серый гранит.

Три столетья творенье Петра

Над Невой, возвышаясь, стоит.

Сквозь года слышно: «Здесь граду быть!»

Этих слов, ну кому же не знать?!

«Медный всадник», подняв на дыбы,

Разбудил Русь от долгого сна.

Дворцы, мосты, «петровский дух».

Каналов строгих череда,

Где плещет невская вода.

Творенье рук, умелых рук.

И гирляндами звёзды зажглись.

Петропавловской крепости шпиль

Пропорол поднебесную высь.

На Дворцовой лежит тишина,

Зимний схвачен в оковы из снов.

И в безмолвии этом слышнА

Поступь первых «петровских» полков.

Дворцы, мосты, «петровский дух».

Каналов строгих череда,

Где плещет невская вода.

Творенье рук, умелых рук.

Ты прекрасен, величествен, строг.

По твоим площадям никогда

Не ступал иноземный сапог.

Петербург, Петроград, Ленинград

Утонул в необъятной ночи.

Время мчит. Кони Клодта летят.

Три столетья. О, как время мчит!

Дворцы, мосты, «петровский дух».

Каналов строгих череда,

Где плещет невская вода.

Творенье рук, умелых рук.

Так, в суете Московского вокзала

Глазами и улыбкой я сказала:

«Пока, мой Питер, я ещё вернусь!»

Нырнуть в дворовые колодца,

Где мокнет чахлый лучик солнца —

Умчаться к невским берегам.

Вновь глажу взглядом рябь каналов.

Записан знахарем в анналы,

Мой Питер, излечивший грусть.

Гулять бездумно на Фонтанке,

Души, залечивая ранки

И мысли грешной головы.

Мосты, крылатые грифоны,

На Аничковом взвились кони —

Неукротимость в бронзе рук.

Как кровь сердец на камнях Спаса,

Иглою. ангел — херувим

Под звоны храмов колоколен.

Где каждый грех сто раз отмолен

Твоею гордостью святой.

Люблю смотреть, люблю считать.

Невский – раз, Зимний – два,

Три – красавица Нева,

А четыре – мост Дворцовый,

Пять – гуляю по Садовой,

Шесть – к Исаакию схожу

И на купол погляжу.

Семь – конечно, Летний сад,

Как красив его наряд.

Восемь – крепость у Невы,

были там, наверно, вы.

Девять – повстречался мне

Медный всадник на коне.

Десять – из-за поворота

Вижу Нарвские ворота.

Какой аккорд! Но пусть их рок!

Всем четырем один шаблон дан,

Один и тот же котелок!

Гудки, витрины, провода.

И, обалдевши совершенно,

По крышам лупят поезда!

В одном порыве вековом,

Париж, Нью-Йорк, Берлин и Лондон

Несутся вскачь за пятаком.

Один на целый миp вокруг,

Брезгливо поднял бровь ампирный

Гранитный барин Петербург!

И светом ленинским означен —

В труды по горло погружен,

Он жил — и жить не мог иначе.

Вот эти мирные границы, —

Не раз, как волны, шли враги,

Чтоб о гранит его разбиться.

Бесследно кануть в бездне черной

А он стоял, большой, как жизнь,

Ни с кем не схожий, неповторный!

Таким, каким его мы знаем,

Он принял бой, как часовой,

Чей пост вовеки несменяем!

До прожилок, до детских припухлых желез.

Рыбий жир ленинградских речных фонарей,

Где к зловещему дегтю подмешан желток.

У тебя телефонов моих номера.

По которым найду мертвецов голоса.

Ударяет мне вырванный с мясом звонок,

Шевеля кандалами цепочек дверных.

Дворцов и шпилей красота,

Когда я на великий город

Смотрел с Литейного моста.

Нева сияние огней.

И ни одна река планеты

Не выдержит сравненья с ней

льется свет прозрачной выси.

белый Ангел. два крыла.

словно Церковь на земле

раскрывает сердца двери

и светло зовет к себе.

мое сердце в Небеса.

и молитва так сердечна,

и горит моя свеча.

подари блаженный взгляд.

и осенний Летний Сад.

Простора площадей, разросшейся листвы,

И кроме статуй, и мостов, и снов державы,

И кроме незакрывшейся, как рана, славы,

Которая проходит ночью по проспектам,

Почти незримая, из серебра и пепла, —

Есть в Ленинграде жесткие глаза и та,

Для прошлого загадочная, немота,

Тот горько сжатый рот, те обручи на сердце,

Что, может быть, одни спасли его от смерти.

И если ты — гранит, учись у глаз горячих:

Они сухи, сухи, когда и камни плачут.

Кто совершенное деянье рук

Смел оскорбить, отняв хотя бы слово,

Смел изменить хотя б единый звук?

Что, властвуя, сама боится нас!

Все мечутся да чьи-то ризы делят,

И всё дрожат за свой последний час.

Придёт отмщению своя пора.

Но стыдно тем, кто, весело-покорны,

С предателями предали Петра.

Славянщине убогой? Иль тому,

Что к «Петрограду» рифм гулящих стадо

Крикливо льнет, как будто к своему?

На помощь, Медный Вождь, скорей, скорей

Восстанет он, всё тот же, бледный, юный,

Всё тот же — в ризе девственных ночей,

И в белоперистости вешних пург, —

Созданье революционной воли —

В лоне северных ветров

Волей высшей неизбежной

Был воздвигнут град Петров.

Закаленный крепче стали,

Сквозь века его гранит

Под напором войн кровавых

Все по-прежнему стоит.

Ты был для многих чередой

Любви, надежд иль горьких мук,

Великий город над Невой,

Наш легендарный Петербург.

Может с раем неземным.

Имя Северной столицы

Уж, с рождения за ним.

Своды Зимнего дворца,

Всадник грозный и свирепый —

Наша гордость и краса.

Ты был для многих чередой

Любви, надежд иль горьких мук,

Великий город над Невой,

Наш легендарный Петербург.

Здесь рожденный русский флот.

И над бурею и штилем

Шпиль с корабликом плывет.

Так храни свои секреты,

Драгоценный город наш.

Сохраняться пусть на веки

Мосты, церкви, Эрмитаж.

Ты был для многих чередой

Любви, надежд иль горьких мук,

Великий город над Невой,

Наш легендарный Петербург.

За это вот, наверное, в награду,

Когда июнь идёт по Ленинграду,

Каникулы им дарит Ленинград.

Где вечерняя бродит истома

С фонарем и связкой ключей,

Я аукалась с дальним эхом,

Неуместным смущая смехом

Непробудную сонь вещей,

Где, свидетель всего на свете,

На закате и на рассвете

Смотрит в комнату старый клен

И, предвидя нашу разлуку.

Мне иссохшую черную руку

Как за помощью тянет он.

А земля под ногой гудела,

И такая звезда глядела,

В мой еще не брошенный дом,

И ждала условного звука:

Это где-то там, у Тобрука,

Это где-то здесь за углом.

Ты не первый и не последний

Темный слушатель светлых бредней,

Мне какую готовишь месть?

Ты не выпьешь, только пригубишь

Эту горечь из самой глуби —

Это вечной разлуки весть.

Положи мне руку на темя,

Пусть теперь остановится время

На тобою данных часах.

Нас несчастие не минует,

И кукушка не закукует

В опаленных наших лесах.

А не ставший моей могилой,

Ты, гранитный, кромешный, милый,

Побледнел, помертвел, затих.

Разлучение наше мнимо:

Я с тобою неразлучима,

Тень моя на стенах твоих,

Отраженье мое в каналах,

Звук шагов в Эрмитажных залах,

И на гулких сводах мостов —

И на старом Волковом Поле,

Где могу я рыдать на воле

В чаще новых твоих крестов.

Перекрашивали в разный цвет.

А ошибки исправляли потом,

Вынося его судьбу на совет.

Он порою, хмурился и молчал,

Видно, горечь в сердце каменном скрыл.

На груди своей Неву он качал

И в душе «Авроре» залп не простил.

Пролетали незаметно года,

Но в Блокаду показал он лицо,

На коленях не стоял никогда.

Не сломить его волю свинцом.

Этот город всем до боли знаком,

Он расцвел и изменился теперь.

Для друзей всегда открыт его дом —

Не нужна ему железная дверь.

Шесть сотен мостов.

Не припомнить и за день

Всех его островов.

В этих строчках ты знаешь ли,

Всех, пожалуй, не счесть!

Вот наш город каков!

Людям было б не просто

Обойтись без мостов.

С чуть горбатой спиной,

Вот чугунный, отлитый,

Весь почти кружевной.

Глядят с высоты.

Служат людям мосты.

То вперед, то назад

Лихо мчатся трамваи

И машины спешат.

Не замедлив шагов,

И скользят пароходы

Под пролеты мостов.

С белыми ночами дружит май.

Будто лампочки дневного света

Над замлей включили невзначай.

И, не ожидая темноты,

Словно руки, вскинутые в небо,

Над Невой разводятся мосты.

С полночи до самого утра

Дымные проходят пароходы,

Не стихает город за окном,

Потому, что можно белой ночью

Делать всё, как будто это днём.

А позабыть еще трудней.

И я люблю тебя безумно!

В сопровождении дождей

Площадям и мостовым,

Паркам, скверам, закоулкам.

Ты стал совсем уже родным.

Всегда согреешь, успокоишь.

Такой спокойный, безмятежный.

От бед всегда укроешь.

Воздушное надела платье.

Никто не знает, как хочу

Шагнуть в твои объятья.

гармонию читать во всех его чертах

и думать: вот гранит, а дышит, как природа.

Да надобно домой. Перрон. Подъезд. Чердак.

Как улица стара, где жили повара.

Развязно юн пред ней пригожий дом столетний.

Светает, а луна трудов не прервала.

затеяли жильё вблизи небесных недр.

Попробуем продлить привал судьбы в мансарде:

ведь выше — только глушь, где нас с тобою нет.

и зарится на миг, где рядом ты и я.

Какая даль видна! И коль взглянуть острее,

возможно различить границу бытия.

читаю по складам и не хочу прочесть.

Объятую зарей, дымами и метелью,

как я люблю Москву, покуда время есть.

Светает на глазах, всё шире, всё быстрей.

Уже совсем светло. Но, позабыв проснуться,

простёр Тверской бульвар цепочку фонарей.

Стоит Ленинград на морском берегу.

С дворцами и парками, строг и красив,

Как будто вплывает в широкий залив.

В блокадные дни, под обстрелом, в снегу

Не сдался, не сдался наш город врагу.

Здесь гордые, смелые люди живут,

И ценится всюду их доблестный труд.

Всадник в бронзе – угорелый, всё в Европу нас ведёт.

Я по берегу шагаю древней матушки – Невы.

В кружева мостов вплетаю, золотых церквей главы.

Липы с древними стволами мне о чём–то шелестят.

Вижу белок с голубями – парков праздничный наряд.

Белка на руку садится, и орешки там грызёт.

Невским воздухом напиться мне, надеюсь, повезёт.

Белый город в дымке белой умывается зарёй.

И мосты навеки слиться вновь стремятся над Невой.

Я иду в заре, как в платье, словно девица – весна.

Мне с мечтою той расстаться, не дано уж никогда.

Шершавопыльный — сер гранит,

И каждый зыбкий перекресток

Тупым предательством дрожит.

Страшней бездвижности пустынь.

Твоё дыханье — смерть и тленье,

А воды — горькая полынь.

Из скверов тянет трупной мглой.

И свод небесный, остеклелый

Пронзен заречною иглой.

Вздыбясь, идёт река назад.

Река не смоет рыжих пятен

С береговых своих громад,

Их ни забыть, — ни затоптать.

Горит, горит на тёмном теле

Над змеем стынет медный конь.

И не сожрет тебя победный

Проклятый город, Божий враг,

И червь болотный, червь упорный

Изъест твой каменный костяк.

Чтоб посмотреть Петра творенье –

Золотоглавый белокаменный тот град.

Дворцы и статуи тревожат,

И сердце кровь унять не может

Со мной столетья все там говорят.

Забыл, что это в настоящем

И слышу стоны тех несчастных,

Что сотни лет назад работали в глуши.

В ужасных топях, на болотах

Построили сей град до срока,

Который стал «окном в Европу» для души.

Над дымной, бледной Невой.

Кто ты? О, кто ты? Кто бы ты ни был,

Город — вымысел твой.

Черной рекой манифестов.

Нет, и в могиле глухой и в саване

Ты не нашел себе места.

Речь их, как кисти слепых повитух.

Это ведь бредишь ты, невменяемый,

Быстро бормочешь вслух.

средь бури творческих времен:

он вырос — холоден и строен,

под вопли нищих похорон.

но под гранитною пятой

до срока тайного скрывался

мир целый,- мстительно-живой.

весь беззаконных полон сил.

А этот город величавый

главу так гордо возносил.

однажды спал он, — недвижим,

как что-то в сумрачной трясине

внезапно вздрогнуло под ним.

и стоглагольный грянул зов:

раскрывшись, бездна отдавала

и помрачился свод небес,

и раздавался крик победный:

«Да здравствует болотный бес».

И в чугунных оградах живые застыли цветы,

Словно в память о дне, что мучительно памяти дорог,

Напряжённо молчат над Невой разводные мосты.

И протяжною песней дремучей сибирской тайги,

И декабрьской крупкой, как мать, осторожно и ласково

Пересыплет зима поутру мои сны и стихи.

На изгибе ветвей силуэт одинокой звезды,

Будут снова мне сниться проспектов неоновый холод

И в мерцающей мгле напряжённо-немые мосты.

Ровно в полдень пушка бьёт.

В нашем городе «Аврора»

Был в семнадцатом году.

Из легенды этот крейсер,

В гости я к нему иду.

Крейсер ждет своих друзей.

Приходите на «Аврору» –

Вверх по трапу – и в музей.

Не проявленный звук,

Не удержанный спазм,

Не разборчивый сон.

Не прощупанный пульс,

Это все — Петербург.

Чтобы он погулял по Неве.

Чтобы ветер ему слёзы вытер,

Растворяя талант в синеве.

Где сбываются все мечты,

Ведь мечтатель ещё так молод,

Но как взрослый сжигает мосты.

Он уже надышался Москвой!

Для него Петербург-покровитель,

Он зовёт его вдоль мостовой.

И лишь подчёркивает даль

В проспектах, арках и воротах

И эти львы, и этот конь

Видны, как бы для любованья

Поставленные на ладонь.

К седым гранитам городским —

Большие замыслы природы

К великим замыслам людским.

Город над Невой,

Его величию неведомо преград.

Ты столько выстоял и заслужил покой,

Наш Петербург — Петроград — Ленинград.

Над Исакием опять идут дожди,

Но добродушие в сердцах простых людей

Отмоет слякоть непогожих дней,

Мы будем жить и обретать друзей.

Блокадный холод не сломил тебя,

Любимый город будет только рад

Любому встречному с открытою душой

Наш Петербург — Петроград — Ленинград.

Пока в нетленной памяти людей

Встает с Петром Великим лошадь на дыбы

Врагу любому не позволят устоять

У стен священных благородные сыны.

Страницы памяти не зачеркнуть пером,

Историю не повернуть назад

Живи и здравствуй вечно молодой

Наш Петербург — Петроград — Ленинград.

Запутался в листве прозрачный циферблат,

И в тёмной зелени фрегат или акрополь

Сияет издали, воде и небу брат.

Служа линейкою преемникам Петра,

Он учит: красота — не прихоть полубога,

А хищный глазомер простого столяра.

Но создал пятую свободный человек.

Не отрицает ли пространства превосходство

Сей целомудренно построенный ковчег?

Как плуги брошены, ржавеют якоря;

И вот разорваны трёх измерений узы,

И открываются всемирные моря.

Весна пустынная, назад!

дворцовый распускает сад.

Нева, лениво шелестя,

как Лета льется. След локтя

оставил на граните Пушкин.

не плачь, весна моя былая.

На вывеске плавучей — глянь —

какая рыба голубая.

флотилия туманов вольных,

и на торцах восьмиугольных

все та же золотая пыль.

Путь мощью вод начертала Нева

В устье город, во славу России

Из гранита создан волей Петра

Столица России — Санкт-Петербург

Чудо света соборы, разводные мосты

Зимний дворец, Столп царя Александра

Аванпостом у моря Кронштадт и форты

России жемчужина — Санкт-Петербург

С вдохновением муз и богов

Обучались Репин, Чайковский

Жизнь спасал Николай Пирогов

Центр культуры России — Санкт-Петербург

Кораблик на шпиле, доблестный флот

Медный всадник взирает на ростры колонн

Светом белых ночей город — порт озарен

Опора России крепость Санкт-Петербург

В дни Великой суровой войны

отстоять Родину, честь Ленинграда

ценой собственной жизни смогли

Город — герой Санкт-Петербург

Город криков чаек и ветров.

Город, как обрыв, откуда нам бы

Спрыгнуть, иль взлететь в метель веков,

В бездну моря, в бездну мирозданья,

В звезды, или в каплю янтаря.

Город-спрут, нас обложивший данью,

Нам подарки царские даря.

Город-память, город трех имен,

Проклятый в мгновенье зарожденья,

В день рожденья был благословлен.

Город, ускользающий по льду.

Город, где едва ли мы неделю

Солнечную наберем в году.

Мрак дневной твоих дворов-колодцев

И круженье проходных дворов.

И свиданья все — на «Маяковской»,

Расставанья — у Пяти углов.

Город утонченного эстетства,

Город стильной лиговской шпаны.

Город, убегающий, как детство.

Город, разноцветный, словно сны.

Город искупления грехов,

Город разводящихся мостов.

Белой ночи белая горячка

В шорохе раскрывшихся цветов,

Или в переулках тихих прячет

Строки ненаписанных стихов.

Город, на кресте Невы повисший.

Копья. Цепи. Ржавая вода.

Всех понявший, все давно простивший,

Город, уходящий в никуда.

Я полюбила монотонный дождь.

Другим он неудобства доставляя,

Моей душе – покой приносит всё ж.

Задумчив и таинственно красив.

Мы вместе с ним, но всё же – одиноки.

А дождь играет вечный свой мотив.

И сутолоки меньше во дворах.

Промокший кот скользит по скату крыши.

Чугун оград увяз в полутонах.

Ему еще стоять и жить в веках.

Я слышу монотонный шум капели

И в город выхожу с зонтом в руках.

Вдыхая влажный воздух в тишине.

Он общий – у меня и Петербурга,

И в этот миг я счастлива вполне.

На глыбе оснеженной высится Петр.

И люди проходят в дневном полумраке,

Как будто пред ним выступая на смотр.

Над темной равниной взмутившихся волн;

И тщетно грозил тебе бедный Евгений,

Охвачен безумием, яростью полн.

Покинутой рати ложились тела,

Чья кровь на снегах продымилась, блеснула

И полюс земной растопить не могла!

Вставали дома, как посевы твои.

Твой конь попирал с беспощадностью звенья

Бессильно под ним изогнутой змеи.

как призрак туманный,

Мы, люди, проходим, как тени во сне.

Лишь ты сквозь века, неизменный, венчанный,

С рукою простертой летишь на коне.

И все же я вправе сказать вполне,

Что я — ленинградец по дымным сраженьям,

По первым окопным стихотвореньям,

По холоду, голоду, по лишеньям,

Короче: по юности, по войне!

Где снег был то в пепле, то в бурой крови,

Мы с городом жили одной судьбою,

Словно как родственники, свои.

Мы знали: можно, на кочках скользя,

Сгинуть в болоте, замерзнуть можно,

Свалиться под пулей, отчаяться можно,

Можно и то, и другое можно,

И лишь Ленинграда отдать нельзя!

Невка, Васильевский, Зимний дворец.

Впрочем, не я, не один, конечно, —

Его заслонил миллион сердец!

На всех бойцов и на всех командиров

Дома и проулки, то, может быть,

Выйдет, что я сумел защитить

Дом. Пусть не дом, пусть одну квартиру.

Как знать, но, быть может, твоя квартира

Как раз вот и есть та, спасенная мной

От смерти для самого мирного мира!

В проулке твоем, что шумит листвой,

На улице каждой, в городе этом

Не гость, не турист, а навеки свой.

Шагнув в толкотню, в городскую зарю,

Я, сердца взволнованный стук унимая,

С горячей нежностью говорю:

Крылья раскинувший над Невой,

Проспекты, дворцы и мосты висячие,

Здравствуй, память далеких лет,

Здравствуй, юность моя горячая!

И все, с чем так радостно мне встречаться.

Здравствуйте, дорогие мои,

На всю мою жизнь дорогие мои,

По облакам, через столетья,

И в парусах грохочет ветер,

Лохматя синь балтийских вод.

Она умела в бурю править.

. О наша быль, о наша память –

Фрегат – связующий века!

И видит нас внизу, в пучине.

По этой, может быть, причине

К нему мы рвемся, в небосвод.

Я славлю сердце молодое!

Стою на Кировском мосту,

И город мой – как на ладони.

Резные арки, словно сестры.

Сверкают золотом дворцы,

Алеют солнечные ростры.

Над каждой башней и карнизом.

А в мачтах кораблей поют

Балтийские седые бризы.

Из литого серебра.

Стынет в грозном нетерпеньи.

Конь Великого Петра.

С черных труб сметает гарь.

Ах! своей столицей новой

Что мне долгие года!

Ведь под аркой на Галерной

Наши тени навсегда.

Вижу, вижу, ты со мной —

И в руке твоей навеки

Неоткрытый веер мой.

Мы в блаженный миг чудес.

В миг, когда над Летним Садом

Месяц розовый воскрес —

У постылого окна

И томительных свиданий.

Ах! любовь утолена.

Завтра лучше, чем вчера, —

Над Невою темноводной,

Под улыбкою холодной

Вдыхая каждую песчинку

Незабываемой истории своей.

Воспоминаниями великих и идей

Во мне прибавится,

Напитанных историей моей.

Мой круг воспоминаний и идей.

Но не за то, за что другие;

Не здания его, не пышный блеск палат

И не граниты вековые

Я в нем люблю, о нет! Скорбящею душой

Я прозираю в нем иное —

Его страдание под ледяной корой,

Его страдание больное.

И защитил ее от моря,

И пусть сурово он в самом себе таит

Волненье радости и горя,

И пусть его река к стопам его несет

И роскоши, и неги дани, —

На них отпечатлен тяжелый след забот,

Людского пота и страданий.

Пусть слышны в них веселья звуки, —

Обман, один обман! Они не заглушат

Безумно страшных стонов муки!

Страдание одно привык я подмечать,

В окне ль с богатою гардиной,

Иль в темном уголку, — везде его печать!

Страданье — уровень единый!

Ложится ночь без тьмы и тени,

Когда прозрачно все, мелькает предо мной

Рой отвратительных видений.

Пусть ночь ясна, как день, пусть тихо все вокруг,

Пусть все прозрачно и спокойно, —

В покое том затих на время злой недуг,

И то — прозрачность язвы гнойной.

дали полны синевы.

Дарим свой город приезжим:

водим друзей у Невы,

пусть постигают они

трудную долю и волю,

ставшие вечными дни.

дарим и радость, и грусть.

Пушкин, Крылов, Достоевский

им повстречаются пусть.

пусть открывается им

нервная музыка Блока,

времени рвущийся дым.

ветры несут им, остры,

песнь о рождении новой,

новой для мира поры.

светлой его глубиной,

любим свой город — и слышим

крылья его за спиной.

водим до ночи, до тьмы,

дарим — и чем-то богаче

сами становимся мы.

Или бьют на пари по свечке,

Так этот раскат берегов и улиц

Петром разряжен без осечки.

Покрылись железные щеки,

Когда на Петровы глаза навернулись,

Слезя их, заливы в осоке!

Тоски, подкатили; когда им

Забвенье владело; когда он знакомил

С империей царство, край — с краем.

Земля ли, иль море, иль лужа, —

Мне здесь сновиденье явилось, и счеты

Сведу с ним сейчас же и тут же.

В ненастья натянутый парус

Чертежной щетиною ста готовален

Bрезалася царская ярость.

Века пожирая, стояли

Шпалеры бессонниц в горячечном гаме

Рубанков, снастей и пищалей.

Ни дядек, ни бар, ни холопей.

Пока у него на чертежный подрамок

Надеты таежные топи.

Шуршит листва у ног моих не громко,

А я с улыбкой на губах бреду,

Я снова здесь, пытливые потомки.

Ты был воспет поэтами немало,

От них не отличаясь я, — увы!

Твой дух и мощь не раз я воспевала.

И росчерком каналов и речушек,

Доходишь ты до сердца глубины

Пальбою Петропавловской из пушек.

Колоннами, взмывая горделиво,

О мощи нашей русской говорит,

Мой добрый друг, потомок мой пытливый.

Я снова здесь, тебя я видеть рада,

Ты сотни лет указывать могла,

Куда душе Руси стремиться надо.

Великими людьми ему гордиться,

И ты, потомок, будешь тоже рад,

Красой его и силой насладиться.

Твоих достоинств мне не возвеличить,

Скупой словестности ничтожная игра,

Не сможет твоей славы увеличить.

Что через сотни лет мои потомки,

Услышат, как иду я, не спеша

В любимом городе, листвой шурша не громко.

Погода неустойчива совсем,

И неизвестно, сколько завтра будет

Ноль градусов или плюс семь.

Лишь бьётся учащённо пульс,

А это сердце значит.

Дни солнечные сочтены,

И светлый тёплый лучик

На долгие бы дни.

Меняться может каждый час.

Сегодня куртки — завтра шубы:

Не балует погодой нас.

В январском снегу

На морском берегу

Как будто вплывает

В широкий залив.

Под обстрелом в снегу

Не сдался, не сдался

Наш город врагу.

Смелые люди живут,

И ценится всюду

Их доблестный труд.

Белая ночь коротка.

Волны играют, смеются, волнуются,

Пенятся нежно, слегка.

Гулко стучат каблучки, –

Я прохожу под старинною аркою

К водам прекрасной реки.

Светят раскрытым мостам,

Синие волны барашками кроткими

Ластятся к самым ногам.

Тихо плывут облака.

Мысли счастливые и скоротечные

В волнах уносит река.

И лепестками шиповника алого

Светится маленький сквер.

Слышатся мне в полумгле.

Прячется утро – такое жасминное! –

В Ангела лёгком крыле.

Красит небес синеву,

Искрами вниз над дугою Дворцового

Падают звёзды в Неву!

Зорька весёлая. К нам

Утро приходит по только проснувшимся,

Крылья сложившим мостам.

Собор Казанский над рекой:

«Позвольте же обнять вас, братья,

Прижавшись мраморной щекой. «.

Румянцем солнечных зарниц

Скрывает возраст многолетний,

Припудрив нос пометом птиц.

Взошли над гордою Невой,

Под медный звон заснул Исакий,

А Медный всадник удалой

Под гул волшебный и густой

Сошел с гранитного обломка,

И осмотрев тот край морской,

Узрел дела своих потомков,

А утром – снова на постой.

. Вот ночь укутала весь город

Своею звездною фатой,

И утоляет жадно голод,

Съедая свет и звуков рой.

Зевая в сонной тишине.

И растворилась вся во мне.

Ты царской прихоти каприз.

Ты прозван Северной Пальмирой,

Петром любимый Парадиз!

Знаком и мил в нём каждый штрих,

Витиеватый стиль барокко

Дворцов изящных и палат,

Работ скульптурных без укора.

Виват, Санкт-Петербург, виват!

На свете града лучше нет.

Тебя нисколько не пугают

Ни наводнения, ни швед.

И знаменитый порт Кронштадт

С врага сбивают всю свирепость –

Руси не страшен супостат.

Их охраняет стольный град.

Здесь отмечает пушка полдень.

Здесь ночи белые стоят.

Те, что любой назвать готов:

Великий Пётр, Екатерина,

Князь Меньшиков и граф Орлов.

Царь Пётр работы Фальконе.

Он свой осматривает город

Верхом на вздыбленном коне.

Зефир всегда здесь свеж и юрк.

Да здравствует в веках и славен

Где сияющий шпиль до звезды вознесён,

Город башен и арок и улиц простых,

Полуночный, прозрачный, как пушкинский стих,

Снова он возникает из мглы предо мной,

До безумия — прежний, до горя — иной.

Под ногами валяется бронзовый сор,

Вечный мрамор Атлантов в подъезде дворца

Перемолот, дымится под ветром пыльца;

И на жгучую, смертную рану похож

Жаркий бархат оглохших Михайловских лож.

В этот раненый дом, в незакрытую дверь?

Здесь глаза мне повыколют жилы антенн,

Паутиной обвисшие с треснувших стен,

Онемят фотографии мёртвых родных

И задушит зола недочитанных книг.

Огневую — от бешеной боли — слезу.

На крестах площадей, на могилах друзей,

Всей безжалостной силой и верою всей,

Молча, зубы до хруста сжимая, клянусь:

— Ленинград, я к тебе по-иному вернусь!

Над землёю проносится огненный год,

На обломках Берлина ему затухать,

На развалинах Пруссии нам отдыхать,

И да будет, ржавея на наших штыках,

Кровь врага оправданием нашим в веках.

В час расплаты отыщут своих двойников

Каждый дом, каждый листик с чугунных оград,

Каждый камень твоих мостовых, Ленинград!

Кто посмеет упрёком нас остановить,

Нас, из братских могил восстающих, чтоб мстить?

Но возникнешь пред тем, кто вернётся назад,