«Поэма Страна негодяев»
Комиссары приисков — Чарин.
Советский сыщик — Литза-Хун.
Уральской линии. Чекистов, охраняющий
линию, ходит с одного конца в другой.
Черт бы взял эту ночь
С . адским холодом,
И такой темнотой,
С тем, что нужно без устали
Мой наган размозжит твой череп!
Стой, холера тебе в живот.
От ругательств твоих
Даже у будки краснеют стены.
И с чего это, брат мой,
Это ж. я. Замарашкин.
Я ведь не собака,
Чтоб слышать носом.
Аж до печенок страшно.
Я уверен, что ты страдаешь
От этой проклятой селедки
Может вконец развалиться брюхо.
Если б теперь. рюмку водки.
Я бы даже не выпил.
Знаешь? Когда эту селедку берешь
Что вся она набита рисом.
Жирные белые черви.
Дьявол нас, знать, занес
К этой грязной мордве
И вонючим черемисам!
Когда выпал такой нам год?
Скверный год! Отвратительный год!
Там. За Самарой. Я слышал.
Люди едят друг друга.
Такой выпал нам год!
И к тому же еще чертова вьюга.
Ветер, как сумасшедший мельник,
Крутит жерновами облаков
А народ ваш сидит, бездельник,
И не хочет себе ж помочь.
Нет бездарней и лицемерней,
Чем ваш русский равнинный мужик!
Коль живет он в Рязанской губернии,
Так о Тульской не хочет тужить.
То ли дело Европа?
Там тебе не вот эти хаты,
Которым, как глупым курам,
Головы нужно давно под топор.
С каких это пор
Ты стал иностранец?
Я знаю, что ты еврей,
Фамилия твоя Лейбман,
И черт с тобой, что ты жил
Все равно в Могилеве твой дом.
Я гражданин из Веймара
И приехал сюда не как еврей,
А как обладающий даром
Укрощать дураков и зверей.
Я ругаюсь и буду упорно
Проклинать вас хоть тысячи лет,
Потому что хочу в уборную,
А уборных в России нет.
Странный и смешной вы народ!
Жили весь век свой нищими
И строили храмы божие.
Да я б их давным-давно
Перестроил в места отхожие.
Что скажешь, Замарашкин?
Или тебе обидно,
Что ругают твою страну?
Бедный! Бедный Замарашкин.
Видишь ли. я в жизни
Был бедней церковного мыша
И глодал вместо хлеба камни.
Но у меня была душа,
Которая хотела быть Гамлетом.
Глупая душа, Замарашкин!
А когда я немного подрос,
Кажется. кто-то. кажется.
Черт бы взял этого мерзавца Номаха
И всю эту банду повстанцев!
Я уверен, что нынче ночью
Ты заснешь, как плаха,
А он опять остановит поезд
И разграбит станцию.
Нынче от холода в воздухе
Для конницы нынче
Дорога скользка, как лед,
А с пехотой прийти
Он и сам побоится.
Нет! этой ночью он не придет!
Будь спокоен, Чекистов!
Это просто с мороза проскрипело дерево.
Продрог до костей от волчьей стужи.
А в казарме сегодня,
Из прогнившей картошки
Эх ты, Гамлет, Гамлет!
около будки один. Потом неожиданно
подносит руку к губам и издает в два
пальца осторожный свист. Из чащи,
одетый в русский полушубок и в
шапку-ушанку, выскакивает Номах.
Они за тебя по-настоящему взялись.
Как бы не на столбе
Очутилось твое тело.
Для ворон будет пища.
Свора голодных нищих.
В этом мире немытом
И если преступно здесь быть бандитом,
То не более преступно,
Чем быть королем.
Я слышал, как этот прохвост
Говорил тебе о Гамлете.
Что он в нем смыслит?
Гамлет восстал против лжи,
В которой варился королевский двор.
Но если б теперь он жил,
То был бы бандит и вор.
Потому что человеческая жизнь
Если не королевский, то скотный.
«Слова, слова, слова. «
Впрочем, я вас обоих
У меня есть своя голова.
Я только всему свидетель,
В тебе ж люблю старого друга.
В час несчастья с тобой на свете
Моя помощь к твоим услугам.
Мне нравятся жулики и воры.
Мне нравятся груди,
От гнева спертые.
Люди устраивают договоры,
А я посылаю их к черту.
Кто смеет мне быть правителем?
Пусть те, кому дорог хлев,
Называются гражданами и жителями
И жиреют в паршивом тепле.
Это все твари тленные!
Предмет для навозных куч!
А я — гражданин вселенной,
Я живу, как я сам хочу!
Быть может, ты дьявольски прав,
Но все ж. Я тебе желаю
Хоть немного смирить свой нрав.
Подумай. Не завтра, так после.
Не после. Так после опять.
Слова ведь мои не кости,
Их можно легко прожевать.
Ты понимаешь, Номах?
Я знаю мою игру.
Мне здесь на все наплевать.
Я теперь вконец отказался от многого,
И в особенности от государства,
Как от мысли праздной,
Оттого что постиг я,
Что все это договор,
Договор зверей окраски разной.
Люди обычаи чтут как науку,
Да только какой же в том смысл и прок,
Если многие громко сморкаются в руку,
А другие обязательно в носовой платок.
Мне до дьявола противны
Я потерял равновесие.
Конечно, меня подвесят
Когда-нибудь к небесам.
Там можно прикуривать о звезды.
Главное не в этом.
Сегодня проходит экспресс,
Красноармейцы и рабочие.
Золото в слитках.
Ты хочешь меня под расстрел.
Ты хочешь, чтоб трибунал.
Я 200 повстанцев сюда пригнал.
Коль боишься расстрела,
Да ты спятил с ума!
Я думал — ты смел,
Я думал — ты горд,
А ты только лишь лакей
У меня есть выход другой,
Служит тот, кто трус.
Я не пленник в моей стране,
Ты меня не заманишь к себе.
Уходи, ради дружбы.
Мы ведь товарищи старые.
Уходи, говорю тебе.
Я сыграю тебе разлуку.
Ты, пожалуй, этой гитарой
Оторвешь себе руку.
Спрячь-ка ее, бесструнную,
Чтоб не охрипла на холоде.
Я и сам ведь сонату лунную
Умею играть на кольте.
Только не здесь!
Нам такие музыканты не нужны.
И мясник пасет для вас ножи.
Неужели ты не видишь? Не поймешь,
Что такого равенства не надо?
Ваше равенство — обман и ложь.
Старая гнусавая шарманка
Этот мир идейных дел и слов.
Для глупцов — хорошая приманка,
Подлецам — порядочный улов.
Пускай тебя не обижает
Другой мой план.
Послушай, я тебе скажу:
Так, значит, надо.
Ведь я башкой моей не дорожу
И за грабеж не требую награды.
Я все отдам другим.
Мне нравится игра,
Ни слава и ни злато.
Приятно мне под небом голубым
Утешить бедного и вшивого собрата.
за горло. Замарашкин падает. Номах
завязывает ему рот платком и
скручивает веревками руки и ноги.
Некоторое время он смотрит на лежащего,
потом идет в будку и выходит оттуда с
зажженным красным фонарем.
Едут комиссары и Рабочие. Ведут спор.
Тем думаю все упорнее.
Да ведь наша Сибирь
Богаче, чем желтая Калифорния.
С этими запасами руды
Нам не страшна никакая
Только работай! Только трудись!
И в республике будет,
Можно ль представить,
Что в месяц один
Открыли пять золотоносных жил.
В Америке это было бы сенсацией,
На бирже стоял бы рев.
Маклера бы скупали акции,
Выдавая 1 пуд за 6 пудов.
Я работал в клондайкских приисках,
Где один нью-йоркский туз
За 3 миллиона без всякого риска
12 1/2 положил в картуз.
А дело все было под шепот,
Просто биржевой трюк,
Но многие, денежки вхлопав,
Остались почти без брюк.
О! Эти американцы.
Они — неуничтожимая моль.
Сегодня он в оборванцах,
А завтра золотой король.
Так было и здесь.
Самый простой прощелыга,
Из индианских мест,
Жил, по-козлиному прыгал
И вдруг в богачи пролез.
Я помню все штуки эти.
Мы жили в ночлежках с ним.
Он звал меня мистер Развети,
А я его — мистер Джим.
«Послушай, — сказал он, — please,
Ведь это не написано в брамах,
Чтобы без wisky и miss
Мы валялись с тобою в ямах.
У меня в животе лягушки
Завелись от голодных дум.
Я хочу хорошо кушать
И носить хороший костюм.
Есть одна у меня затея,
И если ты не болван,
То без всяких словес, не потея,
Согласишься на этот план.
Нам нечего очень стараться,
Чтоб расходовать жизненный сок.
Я знаю двух-трех мерзавцев,
У которых золотой песок.
Они нам отыщут банкира
(т. е. мерзавцы эти),
И мы будем королями мира.
Ты понял, мистер Развети?»
«Открой мне секрет, Джим!» —
Сказал я ему в ответ.
А он мне сквозь трубочный дым
Мы просто возьмем два ружья,
Зарядим золотым песком
И будем туда стрелять,
Куда нам укажет Том».
(А Том этот был рудокоп —
Мошенник, каких поискать.)
И вот мы однажды тайком
И по приказу, даденному
Под браунинги в висок,
Мы в четыре горы громадины
Золотой стреляли песок,
Как будто в слонов лежащих,
Чтоб достать дорогую кость.
И громом гремела в чащах
Ружей одичалая злость.
Наш предводитель живо
Шлет телеграмму потом:
«Открыли золотую жилу.
А дело было под шепот,
Просто биржевой трюк.
Но многие, денежки вхлопав,
Остались почти без брюк.
Тебя не смутил обман?
Капиталы текут в карман.
Мне противны и те и эти.
Класс грабительских банд.
Но должен же, друг мой, на свете
Жить Рассветов Никандр.
Человеку рабочему клок.
Подлость подчас не порок?
С философией жадных собак,
Защищать лишь себя не станет
Тот, кто навек дурак.
Мой рассказ вскрывает секрет.
Можно сказать перед всем светом,
Что в Америке золота нет.
Там есть нефть и уголь,
И железной много руды.
Замела золотые следы.
Калифорния — это мечта
Всех пропойц и неумных бродяг.
Тот, кто глуп или мыслить устал,
Прозябает в ее краях.
Эти люди — гнилая рыба.
Вся Америка — жадная пасть,
Но Россия. вот это глыба.
Лишь бы только Советская власть.
Мы, конечно, во многом отстали.
Лес, степь да вода.
Из железобетона и стали
Там настроены города.
Вместо наших глухих раздолий,
Там, на каждой почти полосе,
Перерезано рельсами поле
С цепью каменных рек — шоссе.
И по каменным рекам без пыли,
И по рельсам без стона шпал
И экспрессы и автомобили
От разбега в бензинном мыле
Мчат, секундой считая доллар,
Места нет здесь мечтам и химерам,
Отшумела тех лет пора.
Все курьеры, курьеры, курьеры,
Маклера, маклера, маклера.
От еврея и до китайца
Проходимец и джентельмен,
Все в единой графе считаются
Одинаково — business men,
На цилиндры, шапо и кепи
Дождик акций свистит и льет.
Вот где вам мировые цепи,
Вот где вам мировое жулье.
Если хочешь здесь душу выржать,
То сочтут: или глуп, или пьян.
Вот она — мировая биржа!
Вот они — подлецы всех стран.
Ведь и золота мы хотим.
И у нас биржевая клоака
Расстилает свой едкий дым.
Никому ведь не станет в новинки,
Что в кремлевские буфера
Уцепились когтями с Ильинки
Маклера, маклера, маклера.
И в ответ партийной команде,
За налоги на крестьянский труд,
По стране свищет банда на банде,
Волю власти считая за кнут.
И кого упрекнуть нам можно?
Кто сумеет закрыть окно,
Чтоб не видеть, как свора острожная
И крестьянство так любят Махно?
Потому что мы очень строги,
А на строгость ту зол народ,
У нас портят железные дороги,
Гибнут озими, падает скот.
Люди с голоду бросились в бегство,
Кто в Сибирь, а кто в Туркестан,
И оскалилось людоедство
На сплошной недород у крестьян.
Их озлобили наши поборы,
И, считая весь мир за бедлам,
Они думают, что мы воры
Иль поблажку даем ворам.
Потому им и любы бандиты,
Что всосали в себя их гнев.
Нужно прямо сказать, открыто,
Что республика наша — bluff,
Мы не лучшее, друг мой, дерьмо.
Нет понимания масс.
Ну кому же из нас не известно
То, что ясно как день для всех.
Вся Россия — пустое место.
Вся Россия — лишь ветер да снег.
Этот отзыв ни резкий, ни черствый.
Знают все, что до наших лбов
Мужики караулили версты
Вместо пегих дорожных столбов.
Здесь все дохли в холере и оспе.
Не страна, а сплошной бивуак.
Для одних — золотые россыпи,
Для других — непроглядный мрак.
И кому же из нас незнакомо,
Как на теле паршивый прыщ,
Тысчи лет из бревна да соломы
Строят здания наших жилищ.
10 тысяч в длину государство,
В ширину около верст тысяч 3-х.
Здесь одно лишь нужно лекарство —
Сеть шоссе и железных дорог.
Вместо дерева нужен камень,
Черепица, бетон и жесть.
Города создаются руками,
Как поступками — слава и честь.
Лишь только клизму
Мы поставим стальную стране,
Вот тогда и конец бандитизму,
Вот тогда и конец резне.
Поезд замедляет ход.
Просто маленькая железнодорожная будка.
Поезда прозябают по целым суткам.
Ну, а еще я слышал.
Говорят, что отсюда за 1/2 версты
По другой ветке верст 8.
Можно съездить туда
И захватить мастеров.
остаются, погруженные в молчание.
(вбегая в салон-вагон)
Стрелочник и часовой
Лежат здесь в будке.
Это провокация бандитов.
Увезли с собой вагон?
На этот. другой путь,
Часовой сразу 2 пули
Всадил коменданту в грудь.
Потом выстрелил в меня.
Потом он громко свистнул,
И вдруг, как из-под земли,
Нас окружили в приступ
Около двухсот негодяев.
Машинисту связали руки,
В рот запихали платок.
Потом я услышал стуки
И взрыв, где лежал песок.
Метель завывала чертом.
В плече моем ныть и течь.
Я притворился мертвым
И понял, что надо бечь.
Что орудует в этих краях.
Он, кажется, родом с Украйны
И кличку носит Номах.
Так что, выходит, обман.
(хватаясь за голову)
в следующий день
(один около стола с телефоном)
Я, может быть, и не сказал,
Но теперь я отчетливо вижу,
Что он плюнул мне прямо в глаза.
Считалось опасным всегда.
Уже с прошлого года
Что он со всей бандой перебрался сюда.
Узнай, где теперь он.
Я будто предчувствовал.
Это теперь не помога.
По каким они скрылись дорогам.
Не будем ставить громоздко
Вопрос, где лежат пути.
Я знаю из нашего розыска
Ищейку, каких не найти.
Это шанхайский китаец.
Он коммунист и притом,
Под видом бродяги слоняясь,
Знает здесь каждый притон.
Уж не Литза ли Хун?
Тогда Номах в наших лапах.
Тоже не из тетерь.
Поймать его не пустым.
Нам нужно вернуть покражу.
Но золото, может, не с ним.
Но при слежке вернем и пропажу.
Нужно всех их забрать живьем.
Под кнутом они сами расскажут.
(подходит к телефону)
«Авдотья, подними подол».
2 тайных посетителя.
Сама бы пила, да деньги надо.
Хоть утром, хоть в полночь —
Я всегда вам рада.
Номах в пальто и шляпе.
С перезябу-то легче, пожалуй, будет.
Сейчас, мои хорошие!
Я люблю наши русские вьюги.
Что лучше во всей округе не найдешь.
Зато с удовольствием выпью.
Когда крутит снег,
На птичьем дворе гусей щиплют.
Вкус у меня раздражительный,
Аппетит, можно сказать, неприличный,
А потому я хотел бы положительно
Говядины или птичины.
(тихо к кабатчице)
Люди не простого рода,
Я знаю их 2 года.
Посетители — первый класс,
Каких нынче мало.
У меня уж набит глаз
В оценке материала.
Люди ловкой игры.
Оба — спецы по винам.
Торгуют из-под полы
И спиртом и кокаином.
Не беспокойтесь! У них
Щербатов и Платов.
Вы бы нам на гитаре
Эх, Авдотья Петровна!
Кабы нам назад лет 8,
Пью за прекрасную
Разве нынче народ пошел?
Подлец на подлеце
И на трусе трус.
То, что было в стране благородно.
Ах, Авдотья Петровна!
Сыграйте, Авдотья Петровна,
Сыграйте нам вальс
Это не жизнь, а сплошное безобразие.
Я ведь тоже была
И училась в первой
Спойте: «Все, что было».
Дайте с посудой справиться.
Сыамый лыучий опий.
Есыли б не сытрадал.
Куришь, колица виюца,
Сыамый лыучий опий.
Хыодя очень бедыный.
Тывой шибко живет,
Мой очень быледный.
на кухню. Китаец за ними.)
О всех веревка плачет.
В том числе и о нас.
Ворон на дереве.
Убили коменданта и красноармейца.
За вами отправились в поиски.
Говорят, что поймать надеются.
Обещано 1000 червонцев.
С описанием ваших примет:
Замарашкин не выдержал.
Прикончить, и дело с концом.
Тогда б ни одно рыло
Кто справился с мертвецом.
То и этих двоих
Не позволил убить.
Ведь так просто
Нет! Это не так уж просто.
В живом остается протест.
Молчат только те — на погостах,
На ком крепкий камень и крест.
Мертвый не укусит носа,
Паспорт у меня есть.
Вас не знают, кто вы такие,
Потому оставайтесь здесь.
Телеграммой я дам вам знать,
Обязательно тыщ 25
На песок закупить валюты.
Пусть они поумерят прыть —
Мы мозгами немного побольше.
Остальное пока зарыть.
После можно отправить в Польшу.
У меня созревает мысль
О российском перевороте,
Лишь бы только мы крепко сошлись,
Как до этого, в нашей работе.
Я не целюсь играть короля
И в правители тоже не лезу,
Но мне хочется погулять
И под порохом и под железом.
Мне хочется вызвать тех,
Что на Марксе жиреют, как янки.
Мы посмотрим их храбрость и смех,
Когда двинутся наши танки.
Стало тошно до чертиков
Под юбкой сидеть у жены
И живот напузыривать чаем.
Денег нет, чтоб пойти в кабак,
Сердце ж спиртику часто хочет.
Я от скуки стал нюхать табак —
Хоть немного в носу щекочет.
До 12 четверть часа.
(Бросает на стол два золотых.)
(Быстро прощается и уходит.)
выходит вслед за ним. Опьяневшие посетители
садятся на свои места. Барсук берет шапку,
кивает товарищам на китайца и выходит тоже.
Я совсем ничего не чувствую.
Я всего лишь одну понюшку.
По-моему, этот китаец
Жулик и шарлатан!
Ну и народ пошел!
Ах, Авдотья Петровна!
Сыграйте нам, Авдотья Петровна, вальс.
Сыграйте нам вальс
Кабатчица входит с гитарой.
Садится у стойки и начинает
Замарашкин, ты не брехун!
«Я Киев. Золото здесь.
Но что нужно ему ответить?
Конечно, взять на цугундер!
Когда на свободе
Будет 200 других.
С другими успеем после.
Из притона в притон,
Пьют спирт и играют в кости.
Мы возьмем их в любом кабаке.
В них одних, без Номаха,
Нужно крепко держать в руке
Особенно при сотне нянек.
Он их сцапает в рот,
Как самый приятный
И легкий пряник.
Мы возьмем его в 2 секунды.
Я не знаю, с чего вы
Вдолбили себе в мозги —
На цугундер да на цугундер.
Нам совсем не опасен
И скажу вам, коллега, вкратце,
Что всегда лучше
К общему центру организации.
Нужно мыслить без страха.
Послушайте, мой дорогой:
Мы уберем Номаха,
Но завтра у них будет другой.
Дело совсем не в Номахе,
А в тех, что попали за борт.
Нашей веревки и плахи
Ни один не боится черт.
Страна негодует на нас.
В стране еще дикие нравы.
Здесь каждый Аким и Фанас
Бредит имперской славой.
Еще не изжит вопрос,
Кто ляжет в борьбе из нас.
Отчизны своей не продаст.
Прет на его рожон.
Мужик если гневен не вслух,
То завтра придет с ножом.
Повстанчество есть сигнал.
Поэтому сказ мой весь:
Тот, кто крыло поймал,
Должен всю птицу съесть.
Даст вам крылом по морде
И улетит из-под носа.
Пожалуй, очень просто.
Как мышь в мышеловку.
Но только тогда этот вор
Получит свою веревку,
Когда хоть бандитов сто
Будет качаться с ним рядом,
Чтоб чище синел простор
Это превышение власти —
Этот округ вверен мне.
Мне нужно поймать преступника,
А вы разводите теорию.
Чтоб больше наш спор
Мы сегодня ж дадим ответ:
Наблюдайте за золотом.
Больше приказов нет».
дверью и выходит в коридор.
большой, во весь рост, портрет Петра
Великого. Номах сидит на крыле кресла,
задумавшись. Он, по-видимому, только
что вернулся. Сидит в шляпе. В дверь
кто-то барабанит пальцами.Номах, как
бы пробуждаясь от дремоты, идет
осторожно к двери, прислушивается и
смотрит в замочную скважину.
(входит и закрывает дверь)
Немедленно нужно в побег.
И не вас одного, а всех.
Вы помните тот притон?
Лишь только тогда вы скрылись,
Он последовал за вами.
Через несколько минут
Я видел, как вы сели в вагон,
Как он сел в соседний.
Потом осторожно, за золотой
Я здесь, как и вы,
Я следил за ним, как лиса.
И вчера, когда вы выходили
Он был более полчаса
И рылся в вашей квартире.
Потом он, свистя под нос,
Пошел на вокзал.
Предо мной стоял вопрос —
Что хочет он, черт желтокожий.
И вот. на вокзале.
На синем телеграфном бланке
Еле сдерживаясь от мести,
От чего у меня чуть не скочили штаны —
Он писал, что вы здесь,
И спрашивал об аресте.
Нужно скорей в побег.
Всем нам одна дорога —
Поле, леса и снег,
Пока доберемся к границе,
Когда вижу опасность вблизи.
Пусть будет так.
Видишь ли, Барсук, —
Я люблю опасный момент,
Как поэт — часы вдохновенья,
Тогда бродит в моем уме
Я ведь не такой,
Каким представляют меня кухарки.
Мозг и гнев весь я.
Мой бандитизм особой марки.
Он осознание, а не профессия.
Слушай! я тоже когда-то верил
В любовь, геройство и радость,
Но теперь я постиг, по крайней мере,
Я понял, что все это
Долго валялся я в горячке адской,
Насмешкой судьбы до печенок израненный.
Мудростью своей кабацкой
Все выжигает спирт с бараниной.
Теперь, когда судорога
И лицо как потухающий фонарь в тумане,
Я не строю себе никакого чучела.
Мне только осталось —
Озорничать и хулиганить.
Кто под ветром судьбы не был нищ и наг,
Оставляю прославлять города и женщин,
А сам буду славить
Преступников и бродяг.
Куда ни вглядись, куда ни пойди ты —
Видишь, как в пространстве,
Скачут и идут закостенелые бандиты.
Это все такие же
Разуверившиеся, как я.
До костей весь пропахший
Я пришел в этот город с пустыми руками,
Но зато с полным сердцем
И не пустой головой.
Я верил. я горел.
Я шел с революцией,
Я думал, что братство не мечта и не сон,
Что все во единое море сольются,
Все сонмы народов,
Я далек от жалоб.
Так пускай начинается.
Лишь одного я теперь желаю,
Как бы покрепче.
Как бы покрепче
О! Что это? Боже мой!
Номах! Мы окружены!
На улице милиция.
(подбегая к окну.)
О! Их всего четверо.
У меня есть ящик стекольщика
И спускайся вниз.
Будто вставлял здесь стекла.
Я положу в ящик золото.
Жди меня в кабаке «Луна».
тащит ящик и фартук.)
фартук. Кладет ящик на
плечо и выходит.
(прислушиваясь у двери)
стучат. Как бы раздумывая,
немного медлит. Потом неслышными
шагами идет в другую комнату.)
(смотря в скважину)
Как будто ни души.
(с хорошим акцентом)
Всегда. Когда он уходит.
Я был здесь, когда его не было,
И так же горел огонь.
То надо устроить засаду.
заглядывает в квартиру.)
Спрячьтесь на лестнице.
Я дам свисток или выстрел.
к той комнате, в которой скрылся
Номах. На портрете глаза Петра
Великого начинают моргать и
двигаться. Литза-Хун входит в
комнату. Портрет неожиданно
раскрывается как дверь, оттуда
выскакивает Номах. Он рысьими
шагами подходит к двери, запирает
на цепь и снова исчезает в
портрет-дверь. Через некоторое
время слышится беззвучная короткая
возня, и с браунингом в руке из
комнаты выходит Китаец. Он делает
световой полумрак. Открывает дверь
и тихо дает свисток. Вбегают
милиционеры и Чекистов.
(прижимая в знак молчания
Нужен один милиционер,
К черному выходу.
крадучись проходит через
комнату к черному выходу.)
и испуганный милиционер бежит
обратно к двери.
Китаец ударил мне в щеку
И удрал черным ходом.
Он опять нас провел.
кресле связанного по рукам и ногам. Рот
его стянут платком. Он в нижнем белье. На
лицо его глубоко надвинута шляпа. Чекистов
сбрасывает шляпу, и милиционеры в ужасе
руками платок изо рта)
У меня болит живот от злобы.
Клянусь вам именем китайца,
Если б он не накинул на меня мешок,
Если б он не выбил мой браунинг,
Я сумел с ним справиться.
То повесил бы тебя, Литза-Хун,
Которое вслух не называется.
Стихотворение Есенина С.А. — Поэма Страна негодяев
ПОЭТ
Горячо любимому другу Грише Тот поэт, врагов кто губит, Чья родная пр.
Поэтам Грузии
Писали раньше Ямбом и октавой. Классическая форма Умерла. Но ныне, в .
Если вам принадлежат права на какие-либо из материалов и вы не желаете, чтобы они были на нашем блоге, свяжитесь с нами, и мы немедленно их удалим!
При использовании материалов сайта, будь то Стихи, Проза (рассказы, поэмы, повести, новеллы) и т.д. активная ссылка на poesias.ru обязательна!!
Все права на тексты принадлежат только их правообладателям!!