Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Маячить больше невмочь.
На кровать ко мне садится,
Спать не дает мне всю ночь.
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх.
В книге много прекраснейших
Мыслей и планов.
Проживал в стране
Громил и шарлатанов.
В декабре в той стране
Снег до дьявола чист,
И метели заводят
Был человек тот авантюрист,
Но самой высокой
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
Есть ловкость ума и рук.
Все неловкие души
За несчастных всегда известны.
В житейскую стынь,
При тяжелых утратах
И когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым —
Самое высшее в мире искусство».
Ты не смеешь этого!
Ты ведь не на службе
Что мне до жизни
Читай и рассказывай».
Глядит на меня в упор.
И глаза покрываются
Словно хочет сказать мне,
Что я жулик и вор,
Так бесстыдно и нагло
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Тих покой перекрестка.
Я один у окошка,
Ни гостя, ни друга не жду.
Вся равнина покрыта
Сыпучей и мягкой известкой,
И деревья, как всадники,
Съехались в нашем саду.
Ночная зловещая птица.
Сеют копытливый стук.
Вот опять этот черный
На кресло мое садится,
Приподняв свой цилиндр
И откинув небрежно сюртук.
Хрипит он, смотря мне в лицо,
И ближе клонится. —
Я не видел, чтоб кто-нибудь
Так ненужно и глупо
Ах, положим, ошибся!
Ведь нынче луна.
Что же нужно еще
Напоенному дремой мирику?
Может, с толстыми ляжками
И ты будешь читать
Свою дохлую томную лирику?
Ах, люблю я поэтов!
В них всегда нахожу я
Историю, сердцу знакомую, —
Как прыщавой курсистке
Говорит о мирах,
Половой истекая истомою.
Не знаю, не помню,
А может, в Рязани,
В простой крестьянской семье,
С голубыми глазами…
И вот стал он взрослым,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
Ты прескверный гость.
Это слава давно
Про тебя разносится».
Я взбешен, разъярен,
И летит моя трость
Прямо к морде его,
Синеет в окошко рассвет.
Что ты, ночь, наковеркала?
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
И разбитое зеркало…
My friend, my friend,
I’m very, very sick.
I do not know where this pain.
Whether the wind whistles
Over empty and deserted field,
That is my only weapon, as a grove in September,
Showered brains alcohol.
My head waving his ears,
Like the wings of a bird.
Her legs around his neck
Nevmoch looms large.
On the bed sits down to me,
Sleep keeps me up all night.
Drives a finger on the vile book
As of the dead monk,
Following my life
What a scoundrel and profligate,
Surges per anguish and fear.
He mutters to me —
The book contains many beautiful
Thoughts and plans.
I am living in the country
Thunder and charlatans.
In December, in the country
Snow clean up the devil,
And blizzards give birth
He was the man adventurer
But the highest
And the best brands.
He was graceful,
But uhvatistoy power,
He called bad girl
There agility of mind and hands.
All the misfortunes of the soul
For accidents always known.
What a lot of anguish
And false gestures.
In thunderstorms, storms,
In worldly styn,
And when you’re sad,
Seem smiling and simple —
The highest in the world of art & quot ;.
Do not you dare it!
You’re not in the service
You live Vodolazova.
What am I to life
Read it and tell me & quot ;.
He looks straight at me.
And his eyes are covered
As if to say to me,
What I’m a crook and a thief,
So shamelessly and brazenly
My friend, my friend,
I’m very, very sick.
I do not know where this pain.
Whether the wind whistles
Over empty and deserted field,
That is my only weapon, as a grove in September,
Showered brains alcohol.
Quiet quiet crossroads.
I am alone at the window,
Neither the guest nor the other forward.
The entire valley is covered
Loose and soft lime,
And the trees, as the riders,
We gathered in our garden.
Night ominous bird.
Sow kopytlivy knock.
Here again, the black
On the seat of my seat,
Raising your cylinder
And casually throwing his coat.
Wheezing, he looks me in the face,
And the closer the clone. —
I did not see anyone
So unnecessary and stupid
After all, today the moon.
What else you need
Intoxicated slumber Myrick?
Maybe, with thick thighs
Secretly come & quot; it & quot ;,
His dead languorous lyrics?
Ah, I love the poets!
They always find me
History, heart familiar —
As pimply girl students
The long-haired freak
Witness the worlds,
Genital bleeding faint.
I do not know, I do not remember,
Maybe in Kaluga,
Maybe in Ryazan
In a simple peasant family,
So he became an adult,
But uhvatistoy power,
He called bad girl
And his miloyu & quot;
You wretched guest.
About you spreads & quot ;.
I’m furious, furious
And my stick flies
Right to muzzle him,
… A month has died,
The window is blue dawn.
What are you, night nakoverkala?
I’m standing in the cylinder.
No one with me not.
And a broken mirror …
November 14, 1925
Если вы нашли опечатку или ошибку в словах или в переводе текста песни Черный человек, просим сообщить об этом в комментариях.