Снова пьют здесь, дерутся и плачут
Под гармоники желтую грусть.
Проклинают свои неудачи,
Вспоминают московскую Русь.
Заливаю глаза вином,
Чтоб не видеть в лицо роковое,
Чтоб подумать хоть миг об ином.
Май мой синий! Июнь голубой!
Не с того ль так чадит мертвячиной
Над пропащею этой гульбой.
Самогонного спирта — река.
Гармонист с провалившимся носом
Им про Волгу поет и про Чека.
Непокорное в громких речах.
Жалко им тех дурашливых, юных,
Что сгубили свою жизнь сгоряча.
Ярко ль светят вам наши лучи?
Гармонист спиртом сифилис лечит,
Что в киргизских степях получил.
Бесшабашность им гнилью дана.
Ты, Рассея моя. Рас. сея.
Сыпь, гармоника,— скука, скука.
Гармонист пальцы льет волной.
Пей со мною, паршивая сука,
Что ж ты смотришь синими брызгами,
Или в морду хошь!?
До печенок меня замучила
Но с такою, как ты, стервою
Лишь в первый раз!
Мне бы лучше вон ту, сисястую,—
То здесь, то там.
Я с собой не покончу,
Пора б простыть.
Дорогая, я плачу.
Я в деле и со мною нож,
И в этот миг меня не трожь,
А после я всегда иду в кабак,
И кто бы что не говорил,
Я сам добыл и сам пропил,
И дальше буду делать точно так.
И говорит: «В наш трудный век
Таких как ты хочу уничтожать»,
А я парнишку наколол,
Не толковал, а запорол,
И дальше буду так же поступать.
Садись за стол и будем пить,
Вдвоем мы потолкуем и решим,
А если хочешь так, как он,
У нас для всех один закон,
И дальше он останется таким.
Как чудесно бы было.
Но всегда покурить на двоих,
Но всегда распивать на троих,
Что же на одного?
На одного — колыбель и могила.
Раньше песни пели,
Как из нашего двора
Спокон веку так было.
Но бывает жена на двоих,
Но бывает она на троих.
Что же на одного?
На одного колыбель и могила.
Раньше песни пели.
Как из нашего двора
Сколько ребят в доме рядом.
Сколько блатных по этапу пойдет,
Сколько блатных еще сядут.
Ну для чего надела, падла, синий свой берет!
И куда ты, стерва, лыжи навострила —
От меня не скроешь ты в наш клуб второй билет!
Для тебя готов я днем и ночью воровать, —
Но в последне время чтой-то замечаю,
Что ты мне стала слишком часто изменять.
Супротив товарищей не стану возражать,
Но если это Витька с Первой Перьяславки —
Я ж тебе ноги обломаю, в бога душу мать!
Если ты и дальше будешь свой берет носить —
Я тебя не трону, а душе зарою
И прикажу в залить цементом, чтобы не разрыть.
Ну, а я себе такую бабу отхвачу,
Что тогда ты, стерва, от зависти загнешься,
Скажешь мне: «Прости!» — а я плевать не захочу!
Про все мы знаем, про все, чего ни дашь.
Я, например, на свете лучшей книгой
Считаю кодекс уголовный наш.
Или с похмелья нет на мне лица —
Открою кодекс на любой странице,
И не могу, читаю до конца.
Но знаю я — разбой у них в чести.
Вот только что я прочитал про это:
Не ниже трех, не свыше десяти.
Что нам романы всех времен и стран!
В них все — бараки, длинные, как сроки,
Скандалы, драки, карты и обман.
За каждой вижу чью-то я судьбу!
И радуюсь, когда статья — не очень:
Ведь все же повезет кому-нибудь.
Когда начну свою статью читать.
И кровь в висках так ломится, стучится,
Как мусора, когда приходят брать.
Вы также можете: