Жизни — ДА!

Группа поддержки людей, переживающих депрессию

Позвонить — 358 — 40 — 5689681

Стихи о депрессии

Листья падают, листья падают,

Протяжен и глух.

Кто же сердце порадует?

Кто его успокоит, мой друг?

Я смотрю и смотрю на луну.

Вот опять петухи кукарекнули

В обосененную тишину.

Предрассветное. Синее. Раннее.

И летающих звезд благодать.

Загадать бы какое желание,

Да не знаю, чего пожелать.

Что желать под житейскою ношею,

Проклиная удел свой и дом?

Я хотел бы теперь хорошую

Видеть девушку под окном.

Чтоб с глазами она васильковыми

И словами и чувствами новыми

Успокоила сердце и грудь.

Чтоб под этою белою лунностью,

Принимая счастливый удел,

Я над песней не таял, не млел

И с чужою веселою юностью

О своей никогда не жалел.

Сгорело ты, гнездо моих отцов!

Мой сад заглох, мой дом бесследно сгинул,

Но я реки любимой не покинул.

Вблизи ее песчаных берегов

Я и теперь на лето укрываюсь

И, отдохнув, в столицу возвращаюсь

С запасом сил и ворохом стихов.

Мой черный конь, с Кавказа приведенный

Умен и смел,- как вихорь он летит,

Еще отцом к охоте приученный,

Как вкопанный при выстреле стоит.

Когда Кадо бежит опушкой леса

И глухаря нечаянно спугнет,

На всем скаку остановив Черкеса,

Спущу курок — и птица упадет.

Какой восторг! За перелетной птицей

Гонюсь с ружьем, а вольный ветер нив

Сметает сор, навеянный столицей,

С души моей. Я духом бодр и жив,

Я телом здрав. Я думаю… мечтаю…

Не чувствовать над мыслью молотка

Я не могу, как сильно ни желаю,

Но если он приподнят хоть слегка,

Но если я о нем позабываю

На полчаса,- и тем я дорожу.

Я сам себя, читатель, нахожу,

А это всё, что нужно для поэта.

Так шли дела; но нынешнее лето

Не задалось: не заряжал ружья

И не писал еще ни строчки я.

Мне совестно признаться: я томлюсь,

Читатель мой, мучительным недугом.

Чтоб от него отделаться, делюсь

Я им с тобой: ты быть умеешь другом,

Довериться тебе я не боюсь.

Недуг не нов (но сила вся в размере),

Его зовут уныньем; в старину

Я храбро с ним выдерживал войну,

Иль хоть смягчал трудом по крайней мере,

А нынче с ним не оберусь хлопот.

Быть может, есть причина в атмосфере,

А может быть, мне знать себя дает,

Друзья мои, пятидесятый год.

Да, он настал — и требует отчета!

Когда зима нам кудри убелит,

Приходит к нам нежданная забота

Свести итог… О юноши! грозит

Она и вам, судьба не пощадит:

Наступит час рассчитываться строго

За каждый шаг, за целой жизни труд,

И мстящего, зовущего на суд

В душе своей вы ощутите бога.

Бог старости — неутолимый бог,

(От юности готовьте ваш итог!)

Приходит он к прожившему полвека

И говорит: «Оглянемся назад,

Поищем дел, достойных человека…»

Увы! их нет! одних ошибок ряд!

Жестокий бог! он дал двойное зренье

Моим очам; пытливое волненье

Родил в уме, душою овладел.

«Я даром жил, забвенье мой удел»,-

Я говорю, с ним жизнь мою читая.

Прости меня, страна моя родная:

Бесплоден труд, напрасен голос мой!

И вижу я, поверженный в смятенье,

В случайности несчастной — преступленье,

Предательство в ошибке роковой…

Измученный, тоскою удрученный,

Жестокостью судьбы неблагосклонной

Вины мои желаю объяснить,

Гоню врага, хочу его забыть,

Он тут как тут! В любимый труд, в забаву —

Мешает он во всё свою отраву,

И снова мы идем рука с рукой.

Куда? увы! опять я проверяю

Всю жизнь мою — найти итог желаю,-

Угодно ли последовать за мной?

Идем! Пути, утоптанные гладко,

Я пренебрег, я шел своим путем,

Со стороны блюстителей порядка

Я, так сказать, был вечно под судом.

И рядом с ним — такая есть возможность!-

Я знал другой недружелюбный суд,

Где трусостью зовется осторожность,

Где подлостью умеренность зовут.

То юношества суд неумолимый.

Меж двух огней я шел неутомимый.

Куда пришел? Клянусь, не знаю сам!

Решить вопрос предоставляю вам!

Враги мои решат его согласно,

Всех меряя на собственный аршин,

В чужой душе они читают ясно,

Но мой судья — читатель-гражданин.

Лишь в суд его храню слепую веру.

Суди же ты, кем взыскан я не в меру!

Еще мой труд тобою не забыт

И знаешь ты: во мне нет сил героя —

Тот не герой, кто лавром не увит

Иль на щите не вынесен из боя,-

Я рядовой (теперь уж инвалид)…

Суди, решай! А ты, мечта больная,

Воспрянь и, мир бесстрашно облетая,

Мой ум к труду, к покою возврати!

Чтоб отдохнуть душою не свободной,

Иду к реке — кормилице народной…

С младенчества на этом мне пути

Знакомо всё… Знакомой грусти полны

Ленивые, медлительные волны…

О чем их грусть?… Бывало, каждый день

Я здесь бродил в раздумьи молчаливом

И слышал я в их ропоте тоскливом

Тоску и скорбь спопутных деревень…

Под берегом, где вечная прохлада

От старых ив, нависших над рекой,

Стоит в воде понуренное стадо,

Над ним шмелей неутомимый рой.

Лишь овцы рвут траву береговую,

Как рекруты острижены вплотную.

Не весел вид реки и берегов.

Свистит кулик, кружится рыболов,

Добычу карауля как разбойник;

Таинственно снастями шевеля.

Проходит барка; виден у руля

Высокий крест: на барке есть покойник…

Чу! конь заржал. Трава кругом на славу,

Но лошадям не весело пришлось,

И, позабыв зеленую атаву,

Под дым костра, спасающий от ос,

Сошлись они, поникли головами

И машут в такт широкими хвостами.

Лишь там, вдали, остался серый конь.

Он не бежит проворно на огонь,

Хоть и над ним кружится рой докучный,

Серко стоит понур и недвижим.

Несчастный конь, ненатурально тучный!

Ты поражен недугом роковым!

Я подошел: алела бугорками

По всей спине, усыпанной шмелями,

Густая кровь… струилась из ноздрей…

Я наблюдал жестокий пир шмелей,

А конь дышал всё реже, всё слабей.

Как вкопанный стоял он час — и боле

И вдруг упал. Лежит недвижим в поле…

Над трупом солнца раскаленный шар

Да степь кругом. Вот с вышины спустился

Степной орел; над жертвой покружился

И царственно уселся на стожар.

В досаде я послал ему удар.

Спугнул его, но он вернется к ночи

И выклюет ей острым клювом очи…

Иду на шелест нивы золотой.

Печальные, убогие равнины!

Недавние и страшные картины,

Стесняя грудь, проходят предо мной.

Ужели бог не сжалится над нами,

Сожженных нив дождем не оживит

И мельница с недвижными крылами

И этот год без дела простоит?

Ужель опять наградой будет плугу

Голодный год?… Чу! женщина поет!

Как будто в гроб кладет она подругу.

Душа болит, уныние растет.

Народ! народ! Мне не дано геройства

Служить тебе, плохой я гражданин,

Но жгучее, святое беспокойство

За жребий твой донес я до седин!

Люблю тебя, пою твои страданья,

Но где герой, кто выведет из тьмы

Тебя на свет?… На смену колебанья

Твоих судеб чего дождемся мы?…

День свечерел. Томим тоскою вялой,

То по лесам, то по лугу брожу.

Уныние в душе моей усталой,

Уныние — куда ни погляжу.

Вот дождь пошел и гром готов уж грянуть

Косцы бегут проворно под шатры,

А я дождем спасаюсь от хандры,

Но, видно, мне и нынче не воспрянуть!

Упала ночь, зажглись в лугах костры,

Иду домой, тоскуя и волнуясь,

Пишу стихи и, недовольный, жгу.

Мой стих уныл, как ропот на несчастье,

Как плеск волны в осеннее ненастье,

На северном пустынном берегу…

И ветер, и дождик, и мгла

Над холодной пустыней воды.

Здесь жизнь до весны умерла,

До весны опустели сады.

Я на даче один. Мне темно

За мольбертом, и дует в окно.

Вчера ты была у меня,

Но тебе уж тоскливо со мной.

Под вечер ненастного дня

Ты мне стала казаться женой…

Что ж, прощай! Как-нибудь до весны

Проживу и один — без жены…

Сегодня идут без конца

Те же тучи — гряда за грядой.

Твой след под дождем у крыльця

Расплылся, налился водой.

И мне больно глядеть одному

В предвечернюю серую тьму.

Мне крикнуть хотелось вослед:

«Воротись, я сроднился с тобой!»

Но для женщины прошлого нет:

Разлюбила — и стал ей чужой.

Что ж! Камин затоплю, буду пить…

Хорошо бы собаку купить.

Как часто, бросив взор с утесистой вершины,

Сажусь задумчивый в тени древес густой,

И развиваются передо мной

Разнообразные вечерние картины!

Здесь пенится река, долины красота,

И тщетно в мрачну даль за ней стремится око;

Там дремлющая зыбь лазурного пруда

Светлеет в тишине глубокой.

По темной зелени дерев

Зари последний луч еще приметно бродит,

Луна медлительно с полуночи восходит

На колеснице облаков,

И с колокольни одинокой

Разнесся благовест протяжный и глухой;

Прохожий слушает,— и колокол далекий

С последним шумом дня сливает голос свой.

Прекрасен мир! Но восхищенью

В иссохшем сердце места нет.

По чуждой мне земле скитаюсь сирой тенью,

И мертвого согреть бессилен солнца свет.

С холма на холм скользит мой взор унылый

И гаснет медленно в ужасной пустоте;

Но, ах, где встречу то, что б взор остановило?

И счастья нет, при всей природы красоте.

И вы, мои поля, и рощи, и долины,

Вы мертвы! И от вас дух жизни улетел!

И что мне в вас теперь, бездушные картины.

Нет в мире одного — и мир весь опустел.

Встает ли день, нощные ль сходят тени,—

И мрак и свет противны мне…

Моя судьба не знает изменений —

И горесть вечная в душевной глубине!

Но долго ль страннику томиться в заточенье.

Когда на лучший мир покину дольный прах,

Тот мир, где нет сирот, где вере исполненье,

Где солнцы истинны в нетленных небесах.

Тогда, быть может, прояснится

Надежд таинственных спасительный предмет,

К чему душа и здесь еще стремится,

И токмо там, в отчизне, обоймет…

Как светло сонмы звезд пылают надо мною,

Живые мысли Божества!

Какая ночь сгустилась над землею,

И как земля, в виду небес, мертва.

Встает гроза, и вихрь, и лист крутят пустынный!

И мне, и мне, как мертвому листу,

Пора из жизненной долины,—

Умчите ж, бурные, умчите сироту.

Между 1820 и первой половиной марта 1822

Бог помочь! — Я, держащая

Как средство во спасение

Таблеток смесь в горсти —

И свет успокоения,

И, Господи, спаси.

Его душа полна настолько,

В ней так от слов и мыслей тесно —

Не ясно мне, порой, насколько

Моё присутствие уместно.

Но все сомнения мельчают:

Над ним Дамоклов меч иль молот —

Бессонницы. Он день не чает

Прожить, кошмаром перемолот.

…Покой душевный — лишь приснится,

Таблетки да врачей старанье,

Чтоб на моём плече забыться.

Антонина Хлебникова (Искандер)

Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.

Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?

За дверью бессмысленно все, особенно — возглас счастья.

Только в уборную — и сразу же возвращайся.

О, не выходи из комнаты, не вызывай мотора.

Потому что пространство сделано из коридора

и кончается счетчиком. А если войдет живая

милка, пасть разевая, выгони не раздевая.

Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло.

Что интересней на свете стены и стула?

Зачем выходить оттуда, куда вернешься вечером

таким же, каким ты был, тем более — изувеченным?

О, не выходи из комнаты. Танцуй, поймав, боссанову

в пальто на голое тело, в туфлях на босу ногу.

В прихожей пахнет капустой и мазью лыжной.

Ты написал много букв; еще одна будет лишней.

Не выходи из комнаты. О, пускай только комната

догадывается, как ты выглядишь. И вообще инкогнито

эрго сум, как заметила форме в сердцах субстанция.

Не выходи из комнаты! На улице, чай, не Франция.

Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были.

Не выходи из комнаты! То есть дай волю мебели,

слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся

шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса.

Мы в детстве были много откровенней:

– Что у тебя на завтрак?

– А у меня хлеб с маслом и вареньем.

Возьми немного хлеба моего…

Года прошли, и мы иными стали,

Теперь никто не спросит никого:

– Что у тебя на сердце?

Возьми немного света моего…

Чем безнадежней, тем утешнее

Пора дождей и увяданья,

Когда распад, уродство внешнее —

Причина нашего страданья.

Тоска, подавленность великая

Людей тиранит, словно пьяниц,

Как если б за углом, пиликая,

Стоял со скрипкой оборванец!

Но явлена за всеми бедствами,

За истреблением обличья

Попытка нищенскими средствами

Пронзить и обрести величье.

Во имя беспощадной ясности

И оглушительной свободы

Мы подвергаемся опасности

В определенный час природы.

Когда повальны раздевания

Лесов и, мрак усугубляя,

Идут дожди, до основания

Устройство мира оголяя.

Любови к нам — такое множество,

И времени — такая бездна,

Что только полное ничтожество

Проглотит это безвозмездно.

1 Земную жизнь пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу,

Утратив правый путь во тьме долины.

4 Каков он был, о, как произнесу,

Тот дикий лес, дремучий и грозящий,

Чей давний ужас в памяти несу!

7 Так горек он, что смерть едва ль не слаще.

Но, благо в нем обретши навсегда,

Скажу про все, что видел в этой чаще.

10 Не помню сам, как я вошел туда,

Настолько сон меня опутал ложью,

Когда я сбился с верного следа.

13 Но к холмному приблизившись подножью,

Которым замыкался этот дол,

Мне сжавший сердце ужасом и дрожью,

16 Я увидал, едва глаза возвел,

Что свет планеты, всюду путеводной,

Уже на плечи горные сошел.

19 Тогда вздохнула более свободной

И долгий страх превозмогла душа,

Измученная ночью безысходной.

22 И словно тот, кто, тяжело дыша,

На берег выйдя из пучины пенной,

Глядит назад, где волны бьют, страша,

25 Так и мой дух, бегущий и смятенный,

Вспять обернулся, озирая путь,

Всех уводящий к смерти предреченной.

28 Когда я телу дал передохнуть,

Я вверх пошел, и мне была опора

В стопе, давившей на земную грудь.

Данте Алигьери. Божественная комедия.

Есть горячее солнце, наивные дети,

Драгоценная радость мелодий и книг.

Если нет — то ведь были, ведь были на свете

И Бетховен, и Пушкин, и Гейне, и Григ…

Есть незримое творчество в каждом мгновеньи —

В умном слове, в улыбке, в сиянии глаз.

Будь творцом! Созидай золотые мгновенья.

В каждом дне есть раздумье и пряный экстаз…

Бесконечно позорно в припадке печали

Добровольно исчезнуть, как тень на стекле.

Разве Новые Встречи уже отсияли?

Разве только собаки живут на земле?

Если сам я угрюм, как голландская сажа

(Улыбнись, улыбнись на сравненье моё!),

Этот чёрный румянец — налёт от дренажа,

Это Муза меня подняла на копьё.

Подожди! Я сживусь со своим новосельем —

Как весенний скворец запою на копье!

Оглушу твои уши цыганским весельем!

Дай лишь срок разобраться в проклятом тряпье.

Оставайся! Так мало здесь чутких и честных…

Оставайся! Лишь в них оправданье земли.

Адресов я не знаю — ищи неизвестных,

Как и ты, неподвижно лежащих в пыли.

Если лучшие будут бросаться в пролёты,

Скиснет мир от бескрылых гиен и тупиц!

Полюби безотчётную радость полёта…

Разверни свою душу до полных границ.

Будь женой или мужем, сестрой или братом,

Акушеркой, художником, нянькой, врачом,

Отдавай — и, дрожа, не тянись за возвратом.

Все сердца открываются этим ключом.

Есть ещё острова одиночества мысли.

Будь умён и не бойся на них отдыхать.

Там обрывы над тёмной водою нависли —

Можешь думать… и камешки в воду бросать…

А вопросы… Вопросы не знают ответа —

Налетят, разожгут и умчатся, как корь.

Соломон нам оставил два мудрых совета:

Убегай от тоски и с глупцами не спорь.

Нам жизнь дана, чтобы любить,

Любить без меры, без предела,

И всем страдальцам посвятить

Свой разум, кровь свою и тело,

Униженных и оскорбленных,

И согревать и насыщать

Увечных, слабых и бездомных.

Нам жизнь дана, чтоб до конца

Бороться со страстями, с ложью

И сеять в братские сердца

Одну святую правду Божью.

А правда в том, чтобы любить,

Любить без меры, без предела

И всем страдальцам посвятить

Свой разум, кровь свою и тело.

Когда теряет равновесие

твое сознание усталое,

когда ступеньки этой лестницы

уходят из под ног,

когда плюет на человечество

твое ночное одиночество, —

размышлять о вечности

и сомневаться в непорочности

идей, гипотез, восприятия

и — кстати — самого зачатия

Мадонной сына Иисуса.

Но лучше поклоняться данности

с глубокими ее могилами,

покажутся такими милыми.

Да. Лучше поклоняться данности

с короткими ее дорогами,

покажутся большими крыльями,

покажутся большими птицами.

Да. Лучше поклонятся данности

с убогими ее мерилами,

которые потом до крайности,

послужат для тебя перилами

(хотя и не особо чистыми),

удерживающими в равновесии

твои хромающие истины

на этой выщербленной лестнице.

Друг мой, друг мой,

Я очень и очень болен.

Сам не знаю, откуда взялась эта боль.

То ли ветер свистит

Над пустым и безлюдным полем,

То ль, как рощу в сентябрь,

Осыпает мозги алкоголь.

Голова моя машет ушами,

Как крыльями птица.

Маячить больше невмочь.

На кровать ко мне садится,

Спать не дает мне всю ночь.

Водит пальцем по мерзкой книге

И, гнусавя надо мной,

Как над усопшим монах,

Читает мне жизнь

Какого-то прохвоста и забулдыги,

Нагоняя на душу тоску и страх.

Бормочет он мне,-

В книге много прекраснейших

Мыслей и планов.

Проживал в стране

Громил и шарлатанов.

В декабре в той стране

Снег до дьявола чист,

И метели заводят

Был человек тот авантюрист,

Но самой высокой

Хоть с небольшой,

Но ухватистой силою,

И какую-то женщину,

Сорока с лишним лет,

Называл скверной девочкой

Счастье,- говорил он,-

Есть ловкость ума и рук.

Все неловкие души

За несчастных всегда известны.

В житейскую стынь,

При тяжелых утратах

И когда тебе грустно,

Казаться улыбчивым и простым —

Самое высшее в мире искусство».

Ты не смеешь этого!

Ты ведь не на службе

Что мне до жизни

Читай и рассказывай».

Глядит на меня в упор.

И глаза покрываются

Словно хочет сказать мне,

Что я жулик и вор,

Так бесстыдно и нагло

Друг мой, друг мой,

Я очень и очень болен.

Сам не знаю, откуда взялась эта боль.

То ли ветер свистит

Над пустым и безлюдным полем,

То ль, как рощу в сентябрь,

Осыпает мозги алкоголь.

Тих покой перекрестка.

Я один у окошка,

Ни гостя, ни друга не жду.

Вся равнина покрыта

Сыпучей и мягкой известкой,

И деревья, как всадники,

Съехались в нашем саду.

Ночная зловещая птица.

Сеют копытливый стук.

Вот опять этот черный

На кресло мое садится,

Приподняв свой цилиндр

И откинув небрежно сюртук.

Хрипит он, смотря мне в лицо,

И ближе клонится.-

Я не видел, чтоб кто-нибудь

Так ненужно и глупо

Ах, положим, ошибся!

Ведь нынче луна.

Что же нужно еще

Напоенному дремой мирику?

Может, с толстыми ляжками

И ты будешь читать

Свою дохлую томную лирику?

Ах, люблю я поэтов!

В них всегда нахожу я

Историю, сердцу знакомую,-

Как прыщавой курсистке

Говорит о мирах,

Половой истекая истомою.

Не знаю, не помню,

А может, в Рязани,

В простой крестьянской семье,

С голубыми глазами…

И вот стал он взрослым,

Хоть с небольшой,

Но ухватистой силою,

И какую-то женщину,

Сорока с лишним лет,

Называл скверной девочкой

Ты прескверный гость.

Это слава давно

Про тебя разносится».

Я взбешен, разъярен,

И летит моя трость

Прямо к морде его,

Синеет в окошко рассвет.

Что ты, ночь, наковеркала?

Я в цилиндре стою.

Никого со мной нет.

И разбитое зеркало…

Одиночество — общий удел,

Да не всякий его сознает,-

Ты себя обмануть не хотел,

И оно тебе ад создает.

И не рад ты, и рад ты ему,

Но с тоской безутешной твоей

Никогда не пойдешь ни к кому —

И чего б ты просил у людей?

Никому не завидовал ты,

Пожелать ничего ты не мог,

И тебя увлекают мечты

На просторы пустынных дорог.

Поверь мне:- люди не поймут

Твоей души до дна.

Как полон влагою сосуд,-

Она тоской полна.

Когда ты с другом плачешь,- знай:

Сумеешь, может быть,

Лишь две-три капли через край

Той чаши перелить.

Но вечно дремлет в тишине

Вдали от всех друзей,-

Что там, на дне, на самом дне

Больной души твоей.

Чужое сердце — мир чужой,

И нет к нему пути!

В него и любящей душой

Не можем мы войти.

И что-то есть, что глубоко

Горит в твоих глазах,

И от меня — так далеко,

Как звезды в небесах…

В своей тюрьме,- в себе самом,

Ты, бедный человек,

В любви, и в дружбе, и во всем

Один, один навек.

Есть горячее солнце, наивные дети,

Драгоценная радость мелодий и книг.

Если нет — то ведь были, ведь были на свете

И Бетховен, и Пушкин1, и Гейне, и Григ2…

Есть незримое творчество в каждом мгновеньи —

В умном слове, в улыбке, в сиянии глаз.

Будь творцом! Созидай золотые мгновенья —

В каждом дне есть раздумье и пряный экстаз…

Бесконечно позорно в припадке печали

Добровольно исчезнуть, как тень на стекле.

Разве Новые Встречи уже отсияли?

Разве только собаки живут на земле?

Если сам я угрюм, как голландская сажа3

(Улыбнись, улыбнись на сравненье мое!),

Этот черный румянец — налет от дренажа,

Это Муза меня подняла на копье.

Подожди! Я сживусь со своим новосельем —

Как весенний скворец запою на копье!

Оглушу твои уши цыганским весельем!

Дай лишь срок разобраться в проклятом тряпье.

Оставайся! Так мало здесь чутких и честных…

Оставайся! Лишь в них оправданье земли.

Адресов я не знаю — ищи неизвестных,

Как и ты неподвижно лежащих в пыли.

Если лучшие будут бросаться в пролеты,

Скиснет мир от бескрылых гиен и тупиц!

Полюби безотчетную радость полета…

Разверни свою душу до полных границ.

Будь женой или мужем, сестрой или братом,

Акушеркой, художником, нянькой, врачом,

Отдавай — и, дрожа, не тянись за возвратом:

Все сердца открываются этим ключом.

Есть еще острова одиночества мысли —

Будь умен и не бойся на них отдыхать.

Там обрывы над темной водою нависли —

Можешь думать… и камешки в воду бросать…

А вопросы… Вопросы не знают ответа —

Налетят, разожгут и умчатся, как корь.

Соломон нам оставил два мудрых совета:

Убегай от тоски и с глупцами не спорь.

Не плоть, а дух растлился в наши дни,

И человек отчаянно тоскует…

Он к свету рвется из ночной тени

И, свет обретши, ропщет и бунтует.

Безверием палим и иссушен,

Невыносимое он днесь выносит…

И сознает свою погибель он,

И жаждет веры — но о ней не просит…

Не скажет ввек, с молитвой и слезой,

Как ни скорбит перед замкнутой дверью:

«Впусти меня! — Я верю, Боже мой!

Приди на помощь моему неверью. »

Дар напрасный, дар случайный,

Жизнь, зачем ты мне дана?

Иль зачем судьбою тайной

Ты на казнь осуждена?

Кто меня враждебной властью

Из ничтожества воззвал,

Душу мне наполнил страстью,

Ум сомненьем взволновал.

Цели нет передо мною:

Сердце пусто, празден ум,

И томит меня тоскою

Однозвучный жизни шум.

О счастье мы всегда лишь вспоминаем,

А счастье всюду. Может быть, оно

Вот этот сад осенний за сараем

И чистый воздух, льющийся в окно.

В бездонном небе легким белым краем

Встает, сияет облако. Давно

Слежу за ним… Мы мало видим, знаем,

А счастье только знающим дано.

Окно открыто. Пискнула и села

На подоконник птичка. И от книг

Усталый взгляд я отвожу на миг.

День вечереет, небо опустело,

Гул молотилки слышен на гумне…

Я вижу, слышу, счастлив. Всё во мне.

Когда ты загнан и забит

Людьми, заботой иль тоскою;

Когда под гробовой доскою

Все, что тебя пленяло, спит;

Когда по городской пустыне,

Отчаявшийся и больной,

Ты возвращаешься домой,

И тяжелит ресницы иней,-

Тогда — остановись на миг

Послушать тишину ночную:

Постигнешь слухом жизнь иную,

Которой днем ты не постиг;

По-новому окинешь взглядом

Даль снежных улиц, дым костра,

Ночь, тихо ждущую утра

Над белым запушенным садом,

И небо — книгу между книг;

Найдешь в душе опустошенной

Вновь образ матери склоненный,

И в этот несравненный миг —

Узоры на стекле фонарном,

Мороз, оледенивший кровь,

Твоя холодная любовь —

Все вспыхнет в сердце благодарном,

Ты все благословишь тогда,

Поняв, что жизнь — безмерно боле,

Чем quantum satis* Бранда воли,

А мир — прекрасен, как всегда.

*В полную меру (лат.)

В минуту жизни трудную

Теснится ль в сердце грусть,

Одну молитву чудную

Твержу я наизусть.

Есть сила благодатная

В созвучьи слов живых,

И дышит непонятная,

Святая прелесть в них.

С души как бремя скатится,

И верится, и плачется,

И так легко, легко…

Учись прощать, молись за обижающих,

Зло побеждай лучом добра,

Иди без колебаний в стан прощающих

Пока горит Голгофская Звезда.

Учись прощать, когда душа обижена,

И сердце, словно чаша горьких слёз,

И кажется, что доброта вся выжжена,

Ты вспомни, как прощал Христос!

Учись прощать, прощай не только словом,

Но всей душой, всей сущностью твоей.

Прощение рождается любовью

В борении молитвенных ночей.

Учись прощать, в прощении радость скрыта,

Великодушие лечит как бальзам,

Кровь на кресте за всех пролита,

Учись прощать, чтоб был прощен ты сам.

Добавить комментарий Отменить ответ

Случайная цитата

Вы можете потратить вечность в поисках Истины и Любви, Понимания и Доброты, умоляя Бога и людей помочь вам, и всё впустую. Вы должны начать с себя. Это неумолимый закон. Вы не можете изменить отражение, не изменив лица.

Рубрики

Свежие комментарии

• Olga Juntunen к записи Программа 12 шагов Анонимных Депрессивных
• Анна к записи Преодоление депрессии. Домашние задания.
• Анна к записи Преодоление депрессии. Домашние задания.
• Роман к записи Что делать, когда накопилось так много проблем, что не знаешь, с чего начать?
• Евгений к записи Анонимные депрессивные на русском языке.

Поддержи проект!

Анонимные депрессивные

Книга «Анонимные депрессивные»

вышла на русском языке.

Очные встречи

Каждый вторник в 18.00 в Кризисном центре по адресу Maistraatinportti 4 A, 4 этаж.

Контакты

Поддержи проект!

Жизни — ДА! — Группа поддержки людей, переживающих депрессию

© Цитирование разрешено при условии наличия ссылки на сайт © ДА!-группа © foto by Sofia & Olga Juntunen © design by Olga Juntunen