Блестит на крапиве.
Я стою у дороги,
Прислонившись к иве.
Прямо на нашу крышу.
Где-то песнь соловья
Вдалеке я слышу.
Как зимой у печки.
Как большие свечки.
Видно, за опушкой,
Сонный сторож стучит
На бору со звонами плачут глухари.
Только мне не плачется – на душе светло.
Сядем в копны свежие под соседний стог.
Хмельному от радости пересуду нет.
Унесу я пьяную до утра в кусты.
Есть тоска веселая в алостях зари.
Зелень в цвету и росе.
В поле, склоняясь к побегам,
Ходят грачи в полосе.
Пахнет смолистой сосной.
Ой вы, луга и дубравы, —
Я одурманен весной.
Светятся в душу мою.
Думаю я о невесте,
Только о ней лишь пою.
Пойте вы, птахи, в лесу.
По полю зыбистым бегом
Пеной я цвет разнесу.
Красной рюшкою по белу сарафан на подоле.
У оврага за плетнями ходит Таня ввечеру.
Месяц в облачном тумане водит с тучами игру.
«Ты прощай ли, моя радость, я женюся на другой».
Побледнела, словно саван, схолодела, как роса.
Душегубкою-змеею развилась ее коса.
Я пришла тебе сказаться: за другого выхожу».
Не заутренние звоны, а венчальный переклик,
Скачет свадьба на телегах, верховые прячут лик.
На виске у Тани рана от лихого кистеня.
Алым венчиком кровинки запеклися на челе, —
Хороша была Танюша, краше не было в селе.
В лапоточках, словно тень,
Ходит милостник Микола
Мимо сел и деревень.
Стягловица в две тесьмы,
Он идет, поет негромко
Даль холодная впила;
Загораются, как зори,
Наклонивши лик свой кроткий,
Дремлет ряд плакучих ив,
И, как шелковые четки,
Веток бисерный извив.
Пот елейный льет с лица:
«Ой ты, лес мой, хороводник,
Роща елей и берез.
По кустам зеленым лугом
Льнут охлопья синих рос.
Белой пеной из озер.
За сухим посошником,
Словно мягким рушником.
По селеньям, пустырям:
«Я, жилец страны нездешной,
Прохожу к монастырям».
Спорынья кадит туман:
«Помолюсь схожу за здравье
Где зовут его в беде,
И с земли гуторит с Богом
В белой туче-бороде.
Приоткрыв окно за рай:
«О мой верный раб, Микола,
Обойди ты русский край.
Скорбью вытерзанный люд.
Помолись с ним о победах
И за нищий их уют».
Говорит, завидя сход:
«Я пришел к вам, братья, с миром —
Исцелить печаль забот.
Тянет с посохом сума.
Собирайте милость Божью
Спелой рожью в закрома».
Осень рощи подожгла.
Собирает странник тварей,
Кормит просом с подола.
Прячьтесь, звери, в терему.
Темный бор, – щекочут свахи, —
Открывай, земля, им грудь!
Я – слуга давнишний Богов —
В Божий терем правлю путь».
Протянулся в райский сад;
Словно космища кудесниц,
Звезды в яблонях висят.
В алых ризах кроткий Спас;
Помолись ему за нас».
У окошка Божья мать
Голубей сзывает к дверям
Рожь зернистую клевать.
Колос – жизненный полет».
Пахнет жней веселых пот.
Ели словно купина.
По лощинам черных пашен —
Пряжа выснежного льна.
Пахаря трясут лузгу,
В честь угодника Миколы
Сеют рожью на снегу.
В вечереющий покос,
На снегу звенят колосья
Под косницами берез.
Под копытом на снегу,
Только серые вороны
Расшумелись на лугу.
Дремлет лес под сказку сна,
Словно белою косынкой
Оперлася на клюку,
А над самою макушкой
Долбит дятел на суку.
Валит снег и стелет шаль.
Убегает лентой вдаль.
И тяжел несносный жар,
И от визга и от шума
В голове стоит угар.
К наковальне наклоняясь,
Машут руки кузнеца,
Сетью красной рассыпаясь,
Вьются искры у лица.
Взор отважный и суровый
Блещет радугой огней,
Словно взмах орла, готовый
Унестись за даль морей.
Куй, кузнец, рази ударом,
Пусть с лица струится пот.
Зажигай сердца пожаром,
Прочь от горя и невзгод!
Закали свои порывы,
Преврати порывы в сталь
И лети мечтой игривой
Ты в заоблачную даль.
Там вдали, за черной тучей,
За порогом хмурых дней,
Реет солнца блеск могучий
Над равнинами полей.
Тонут пастбища и нивы
В голубом сиянье дня,
И над пашнею счастливо
Взвейся к солнцу с новой силой,
Загорись в его лучах.
Прочь от робости постылой,
Сбрось скорей постыдный страх.
Скирды солнца в водах лонных.
Я хотел бы затеряться
В зеленях твоих стозвонных.
Резеда и риза кашки.
И вызванивают в чётки
Ивы – кроткие монашки.
Гарь в небесном коромысле.
С тихой тайной для кого-то
Затаил я в сердце мысли.
Рад и счастлив душу вынуть.
Я пришел на эту землю,
Чтоб скорей ее покинуть.
Иль белобрысым босяком —
Туда, где льется по равнинам
Доверясь призрачной звезде,
И в счастье ближнего поверить
В звенящей рожью борозде.
Сшибает яблоки зари.
Сгребая сено на покосах,
Поют мне песни косари.
Я говорю с самим собой:
Счастлив, кто жизнь свою украсил
Бродяжной палкой и сумой.
Живя без друга и врага,
Пройдет проселочной дорогой,
Молясь на копны и стога.
Выходил он нищим на кулижку.
Старый дед на пне сухом, в дуброве,
Жамкал деснами зачёрствелую пышку.
На тропинке, с клюшкою железной,
И подумал: «Вишь, какой убогой, —
Знать, от голода качается, болезный».
Видно, мол, сердца их не разбудишь.
И сказал старик, протягивая руку:
«На, пожуй. маленько крепче будешь».
У порога в дежке квас,
Над печурками точеными
Тараканы лезут в паз.
В печке нитки пепелиц,
А на лавке за солонкою —
Шелуха сырых яиц.
Старый кот к махотке крадется
На парное молоко.
Над оглоблями сохи,
На дворе обедню стройную
От пугливой шумоты,
Из углов щенки кудлатые
Заползают в хомуты.
Межи зыбистых полей,
По горам зеленым – скаты
С гарком гулких дупелей.
В желтой пене облака.
В тихой дреме над навесом
Слышу шепот сосняка.
Под росою тополя.
Я – пастух; мои хоромы —
В мягкой зелени поля.
На кивливом языке.
Кличут ветками к реке.
Сплю на вырублях сучья.
Я молюсь на алы зори,
Причащаюсь у ручья.
Край ты мой, пустырь,
Лес да монастырь.
А и всех-то пять.
Крыши их запенились
Ветер плесень сизую
Как метель, черемуха
Жисть твоя и быль,
Что под вечер путнику
Как мне тебя не ласкать, не любить?
К сердцу вечерняя льнет благодать.
Глухо баюкают хлюпь камыши.
Красный костер окровил таганы,
В хворосте белые веки луны.
Слушают сказ старика косари.
Дрёмную песню поют рыбаки.
Грустная песня, ты – русская боль.
Синий плат небес.
Меж лесных кудрей,
Темным елям снится
Пахнет от колес.
Край ты мой забытый,
Край ты мой родной.
Заслонили избенки леса.
Только видно, на кочках и впадинах,
Как синеют кругом небеса.
Волки грозные с тощих полей.
По дворам в погорающем инее
Над застрехами храп лошадей.
Смотрят в шали пурги огоньки.
И стоят за дубровными сетками,
Словно нечисть лесная, пеньки.
Что ни прорубь – везде колдуны.
В злую заморозь, в сумерки мглистые
На березках висят галуны.
А за что – разгадать не могу.
Весела твоя радость короткая
С громкой песней весной на лугу.
Слушать вечером гуд комаров.
А как гаркнут ребята тальянкою,
Выйдут девки плясать у костров.
Угли-очи в подковах бровей.
Ой ты, Русь моя, милая родина,
Сладкий отдых в шелку купырей.
Грозным бедам широкий простор.
Крутит вихорь леса во все стороны,
Машет саваном пена с озер.
Тучи рваные кутают лес.
На подвесках из легкого золота
Закачались лампадки небес.
Ополченцам идти на войну.
Загыгыкали бабы слободские,
Плач прорезал кругом тишину.
Без печали, без жалоб и слез,
Клали в сумочки пышки на сахаре
И пихали на кряжистый воз.
Провожал их огулом народ.
Вот где, Русь, твои добрые молодцы,
Вся опора в годину невзгод.
Как-то милые в дальнем краю?
Отчего не уведомят весточкой, —
Не погибли ли в жарком бою?
В ветре бластились стуки костей.
И пришли к ним нежданно-негаданно
С дальней волости груды вестей.
С потом вывели всем по письму.
Подхватили тут родные грамотку,
За ветловую сели тесьму.
Допытаться любимых речей.
И на корточках плакали, слушая,
На успехи родных силачей.
Хороши вы в печали своей!
Я люблю эти хижины хилые
С поджиданьем седых матерей.
Мир вам, грабли, коса и соха!
Я гадаю по взорам невестиным
На войне о судьбе жениха.
Хоть бы стать мне кустом у воды.
Я хочу верить в лучшее с бабами,
Тепля свечку вечерней звезды.
Не спугнет их ни гром и ни тьма.
За сохою под песни заветные
Не причудится смерть и тюрьма.
Выводимые с тяжким трудом,
И от счастья и радости плакали,
Как в засуху над первым дождем.
В мягких травах, под бусами рос,
Им мерещился в далях за дымами
Над лугами веселый покос.
Лишь к тебе я любовь берегу.
Весела твоя радость короткая
С громкой песней весной на лугу.
С весною расцвела
И ветки золотистые,
Что кудри, завила.
Кругом роса медвяная
Сползает по коре,
Под нею зелень пряная
Сияет в серебре.
А рядом, у проталинки,
В траве, между корней,
Бежит, струится маленький
А зелень золотистая
На солнышке горит.
Ручей волной гремучею
Все ветки обдает
И вкрадчиво под кручею
Ей песенки поет.
И сухой плетень,
Приютились к вербам сиротливо
Пролегла песчаная дорога
До сибирских гор.
Нипочем ей страх.
И идут по той дороге люди,
Люди в кандалах.
Как судил им рок.
Полюбил я грустные их взоры
С впадинами щек.
Их сердца просты,
Но кривятся в почернелых лицах
Что я сердцем чист.
Но и я кого-нибудь зарежу
Под осенний свист.
По тому ль песку,
Поведут с веревкою на шее
И когда с улыбкой мимоходом
Распрямлю я грудь,
Языком залижет непогода
Прожитой мой путь.
Свиток годов на рогах.
Бил ее выгонщик грубый
На перегонных полях.
Мыши скребут в уголке.
Думает грустную думу
О белоногом телке.
Первая радость не впрок.
И на колу под осиной
Шкуру трепал ветерок.
С той же сыновней судьбой,
Свяжут ей петлю на шее
И поведут на убой.
В землю вопьются рога.
Снится ей белая роща
И травяные луга.
Где златятся рогожи в ряд,
Семерых ощенила сука,
Рыжих семерых щенят.
И струился снежок подталый
Под теплым ее животом.
Вышел хозяин хмурый,
Семерых всех поклал в мешок.
Поспевая за ним бежать.
И так долго, долго дрожала
Воды незамерзшей гладь.
Слизывая пот с боков,
Показался ей месяц над хатой
Одним из ее щенков.
Глядела она, скуля,
А месяц скользил тонкий
И скрылся за холм в полях.
Когда бросят ей камень в смех,
Покатились глаза собачьи
Золотыми звездами в снег.
Тихо в чаще можжевеля по обрыву.
Осень – рыжая кобыла – чешет гриву.
Слышен синий лязг ее подков.
Мнет листву по выступам дорожным
Язвы красные незримому Христу.
В неколебимой синеве,
Ягненочек кудрявый – месяц
Гуляет в голубой траве.
Бодаются его рога, —
И кажется с тропы далекой —
Вода качает берега.
Кадит черемуховый дым
И за долинами по склонам
Свивает полымя над ним.
Ты сердцу ровностью близка,
Но и в твоей таится гуще
Забыв, кто друг тебе и враг,
О розовом тоскуешь небе
И голубиных облаках.
Пугливо кажет темнота
И кандалы твоей Сибири,
И горб Уральского хребта.
Лебеды и не искать следа.
Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда.
Нежная, красивая, была
На закат ты розовый похожа
И, как снег, лучиста и светла.
Имя тонкое растаяло, как звук,
Но остался в складках смятой шали
Запах меда от невинных рук.
Как котенок, моет лапкой рот,
Говор кроткий о тебе я слышу
Водяных поющих с ветром сот.
Что была ты песня и мечта,
Всё ж, кто выдумал твой гибкий стан
К светлой тайне приложил уста.
Лебеды и не искать следа.
Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда.
В тоске по гречневым просторам,
Покину хижину мою,
Уйду бродягою и вором.
Искать убогое жилище.
И друг любимый на меня
Наточит нож за голенище.
Обвита желтая дорога,
И та, чье имя берегу,
Меня прогонит от порога.
Чужою радостью утешусь,
В зеленый вечер под окном
На рукаве своем повешусь.
Нежнее головы наклонят.
И необмытого меня
Под лай собачий похоронят.
Роняя весла по озерам,
И Русь все так же будет жить,
Плясать и плакать у забора.
Бегут равнины и кусты.
Опять часовни на дороге
И поминальные кресты.
От овсяного ветерка.
И на известку колоколен
Невольно крестится рука.
И синь, упавшая в реку, —
Люблю до радости и боли
Твою озерную тоску.
Ты на туманном берегу.
Но не любить тебя, не верить —
Я научиться не могу.
И не расстанусь с долгим сном,
Когда звенят родные степи
Скучно мне с тобой, Сергей Есенин,
Взмах незримых крыл:
Не разбудишь ты своим напевом
Даль твоих времен.
Не в ветрах, а, знать, в томах тяжелых
Прозвенит твой сон.
Близок твой кому-то красный вечер,
Но все так же день взойдет с востока,
Так же вспыхнет миг.
Не стряхнут листа.
Навсегда твои пригвождены ко древу
Звездный твой Пилат.
Или, Или, лама савахфани,
Отпусти в закат.
И повесть о нем очень короткая.
Только и было в нем, что волосы, как ночь,
Да глаза голубые, кроткие.
Гнул спину, чтоб прокормить крошку;
Но ему делать было нечего,
И были у него товарищи: Христос да кошка.
Ни мышей, ни мух не слышала,
А Христос сидел на руках у матери
И смотрел с иконы на голубей под крышею.
Грустно стучали дни, словно дождь по железу.